Однако...
Показалось или нет, что в голосе женщины проскользнула легкая насмешка? Наверное, показалось...
Должно быть, не насмешка это, а настороженность.
- Да, - ответил Конан, чтобы прекратить этот разговор.
- Значит, и я - да. Как же еще? - сказала женщина. - Войди в дом, гость...
Имени своего она так и не назвала. И Конан не спросил его, да и сам не назвался.
А лохматый бобтейл [бобтейл - древняя порода пастушеских собак, распространенная в Англии и части Шотландии] остался сидеть у калитки снаружи. Даже после того, как хозяйка и ее гость прошли во двор.
Сидел и посматривал на второго пришельца, который остался вблизи основного тракта, держа лошадей в поводу.
Чем-то беспокоил его этот человек... Впрочем, он как будто не собирался приближаться.
Переступив порог, Конан огляделся по сторонам.
Все внутри дома вроде бы оставалось прежним - таким, как видел он его в последний раз... Таким, да не совсем таким.
Так же были развешаны по стенам связки целебных трав. Так же варилось в огромном медном котле, поставленном на очаг, какое-то зелье - видимо, тоже целебное, так как острый и пряный запах расходился от него.
Запах не пищи, а лекарства.
И даже котел был прежним - кованой меди, округло-конический, словно шлем великана, с четырьмя ручками в виде витых колец... Стоп!
Блестел бок котла красноватым блеском - цветом того металла, из которого он и был изготовлен. Лишь легкая паутина недавней гари покрывала его.
Был он тщательно вычищен и отполирован. Возможно, уже не в первый раз...
А Старая Катрин, Катрин-ведьма, Катрин Мак-Коннехи никогда не чистила свой котел, опасаясь, что вместе с сажей уйдет из ее дома счастье. Сама не чистила - и никому другому не позволила бы.
Значит, напрасны его надежды... Нет в живых Катрин.
Но, может быть, дочь расскажет о ее судьбе? Более того - уж не передала ли свое искусство Катрин-ведьма дочери? Так, как Мастер Тартана или Мастер Меча - сыну передает?
Конан перевел взгляд на женщину, молча стоящую рядом. Кажется, действительно в глазах ее читается настороженность... Или все-таки насмешка это?
- Как зовут тебя, почтеннейшая?
- Катрин, - коротко ответила она.
- Как мать... А меня - Конаном называют.
- Как отца... - загадочно произнесла женщина. - И меч у тебя, вижу, отцовский - кривой, с рукоятью из кости... У нас таких не делают...
Конан запнулся на мгновение.
- Не будем о мече моем говорить, Катрин, дочь Катрин. Скажи - давно ли умерла твоя мать?
- Моя мать? Давно. Много лет назад... - женщина замолкла, как бы не договорив чего-то.
Повернувшись к котлу, она не спеша помешала варево длинным черпаком на ручке, вырезанной из оленьего рога. И лишь затем вновь повернулась к Конану.
- Но мою мать совсем по-другому звали, Мак-Лауд...
В правой руке женщина по-прежнему держала черпак. А длинные, до кисти, рукава платья она потянула вверх, когда склонялась над очагом.
Запястья ее теперь были открыты. Кажется, неспроста. Похоже, нарочно показала она руки.
И Конан увидел.
Он увидел на правой руке шрам - маленький, почти сошедший, но неповторимой формы. Будто рваная, неправильных очертаний, четырехлучевая звезда...
И была эта звезда словно выкрашена черным. Не густо - чуть заметно. Как бок котла...
А на левом запястье никакой отметины не было.
Говорили в старину: убери невозможное - и то, что останется, будет истиной. Даже если невероятным кажется оно - оставшееся.
26
- Ну, наконец-то догадался, - только теперь женщина открыто пустила на свое лицо улыбку. - А я уж думала - не узнаешь... Думала - впрямую подсказывать придется.
Нельзя сказать, что Конан был ошеломлен. Но он понимал, что должен быть ошеломлен.
Потому что все увиденное полностью меняло ту картину мира, к которой он уже успел привыкнуть. Полностью!
В не меньшей степени, чем изменилась она после того, как Рамирес, первый Учитель Конана, открыл ему тайну Силы, тайну Бессмертия...
Тайну вечной борьбы Воинов Света и Воинов Тьмы...
И если что сдерживало изумление, - то это привычка. Привычка к упорядоченному знанию, столь характерная для всех смертных.
Выходит, для бессмертных она тоже характерна... Даже для того из них, кто дальше всех продвинулся по Пути...
- А где... - начал Конан. И вдруг остановил сам себя, прервавшись на полуслове.
Катрин Мак-Коннехи кивнула, отвечая на незаданный вопрос:
- Нет. И на щиколотках - тоже нет. На животе, правда, еще кое-что осталось - но я не буду этот шрам тебе показывать, с твоего позволения. Ладно?
Читать дальше