Олег Воронин - Искатель. 1983. Выпуск №2

Седой мужчина в круглых роговых очках стоял у двери кабинета Бикезина, время от времени поглядывая на часы.

— Вы ко мне?

— К вам. Вот повестка…

— Проходите в кабинет.

Усевшись на стул напротив капитана, он сказал:

— Моя фамилия Лубенец. Директор зоомагазина. Простите за нескромный вопрос: как вы узнали об этом?

— О чем?

— Ну об этой бумажке?..

— Какой бумажке?

— Вы разве не по этому поводу меня вызвали?

— Не знаю, о чем вы говорите. Просто нам нужно выяснить некоторые факты из биографии покойного профессора Слипчука, с которым, по нашим данным, вы были друзьями… Кстати, что это за бумажка?

— Вот, прошу…

Капитан Бикезин взял в руки небольшой листок — и не поверил своим глазам: точно такая же записка, что была обнаружена у профессора Слипчука. Отличалась она от первой только фамилией и датой!

Через несколько минут в кабинете полковника Шумно майор Клебанов и капитан Бикезин внимательно слушали рассказ Лубенца о событиях, тридцатилетней давности.

— …Коля хорошо знал Гайворона еще по Рахову — они учились в одной школе, затем в ветеринарном училище. Знал и я его… Да и — кто тогда в Рахове не знал старого Баняка, отца Мирослава, — мясника и лавочника? Он держал небольшую скотобойню и две или три лавки, в которых можно было купить все, что угодно, от иголки и куска ливерной колбасы до сенокосилки. Но вскоре пути Николая и Баняка-младшего разошлись, и они оказались по разные стороны баррикады: мы с Колей прошли с боями до Берлина, а Мирослав Баняк стал отъявленным бандитом… И только в сорок пятом наши дорожки волею случая перехлестнулись. Перед самой демобилизацией нашу часть отправили в Закарпатье, чтобы очистить Западную Украину от бандеровцев, которые затаились в своих «схронах» и по ночам терроризировали мирных жителей. Во время одной операции нам удалось захватить врасплох банду Гайворона и уничтожить ее…

— Когда к вам попала эта записка?

— Незадолго до смерти Николая. Я знал, что и ему кто-то прислал точно такую же — он мне позвонил на другой день. Тогда мы не придали этому значения, решили, что это чья-то недобрая шутка: об этой истории знали некоторые наши сослуживцы. Но когда Коля умер десятого июня!..

— Вы кого-нибудь подозреваете в этой, с позволения сказать, шутке?

— Нет, что вы!

— Кто-нибудь еще из ваших сослуживцев, участвовавших в разгроме банды Гайворона, живет в нашем городе?

— Да. Адвокат Михайлишин. Вы думаете?.. Нет, нет! Мы старые друзья, он и сейчас проходит курс лечения в какой-то клинике под Москвой: ожирение, астма и еще бог знает что. Это Коля направил его туда. За неделю до своей смерти.

— Понятно. Какое сегодня число?

— Пятнадцатое июня.

— А в записке дата, извините, вашей смерти обозначена семнадцатым?

— Да.

— Я не хочу вас пугать, но у меня, к вам есть просьба…

— Пожалуйста.

— Мы примем некоторые меры предосторожности на эти дни. Возможно, это серьезно… И, если вы не возражаете, у вас в доме погостит капитан Бикезин.

— Да, конечно, я понимаю… Очень вам благодарен за заботу.

— И еще, придется вам недельку побыть затворником. С вашим начальством я переговорю.

— Согласен…

Директор зоомагазина жил неподалеку от пивоваренного завода, на окраине города. Чистенький свежепобеленный домик, крытый оцинкованным железом, запрятался в тени старого сада, посреди которого стояло несколько пчелиных ульев. По двору суматошливо металась наседка с цыплятами, около забора, у клеток с кроликами, важно расхаживали павлины.

В уютной гостиной Лубенец и Бикезин играли в шахматы: капитан уже вторые сутки сидел взаперти вместе с хозяином дома, который оказался веселым собеседником и хорошим рассказчиком. Но вместе с тем капитан ощущал какую-то внутреннюю настороженность Лубенца, всевозрастающее беспокойство, особенно когда взгляд директора зоомагазина натыкался на старинные громоздкие часы, которые размеренно тикали над, диваном. Тогда он бледнел и подолгу задумывался над очередным ходом.

Глядя на него, и капитан тоже занервничал, сделал несколько ходов невпопад и неожиданно поймал себя на мысли, что ему очень хочется, чтобы этот день прошел как можно быстрее. Щемящее чувство неосознанной тревоги вползало в дом.

Из кухни в гостиную вошла жена Лубенца, Ольга Петровна, невысокая полная женщина в цветастом махровом халате.

— Прошу к столу! Пора уже обедать.

— Извините, Ольга Петровна, если вы не возражаете, я пока воздержусь… Если можно, сварите мне кофе.