Пол Ди Филиппо - Странные занятия

В дверь просунула голову Зуки Нетсуки.

— Совещание закончено, — возвестил альбинос.

Когда все вышли, Хонимен остался наедине с Эрлконигом и Нетсуки. Отбросив официальные цветистости, с которыми проводил совещание, негр обнял Хонимена за поникшие плечи.

— Смотри веселей, молекулка, ты свое дело сделал. Теперь можешь уйти на покой, пожить в свое удовольствие.

— Не хочу я уходить на покой. Я хочу… — Тут он вынужденно умолк, не зная точно, чего же хочет. Некогда он хотел иметь чуть больше денег. И смотрите, куда это его завело.

Эдди. Ему нужна Эдди. Это единственное, что в его жизни непреложного. Надо срочно с ней увидеться. Она-то знает, что делать.

— Пока, Рори, — весело крикнула ему вслед Нетсуки, когда Хонимен уходил с пивоварни.

В последние два месяца, с тех пор как они познакомились на злополучной Беззаконной вечеринке, Эдди и Хонимен много времени проводили вместе. Хонимен счастливо поделился с ней своим прошлым с его россыпью разочарований и неудач: рассказал про детство в Айове и протест на Олимпиаде, бегство от призыва, про долгую службу в «Пантехниконе Лиспенарда» и про глубокую привязанность к Баронессе фон Хаммер-Пергстолл (хотя даже в минуты страсти Хонимен не мог заставить себя произнести вслух, насколько же волосы Эдди напоминают ему гриву Баронессы); про возвращение на родину и про десятилетнюю спячку в закусочной, оживляемую лишь веселыми выходками Пиволюбов. От этого и многого другого бремени Хонимен благодарно избавлялся под терпеливым взглядом Эдди.

А она поведала ему… что? Немного про свою жизнь в Манхэттене, несколько забавных происшествий на работе, про свои вкусы в чтении и музыке, про недостатки пары бывших любовников. Немного — в сравнении с абсолютной искренностью Хонимена.

Но в конечном итоге это не имело значения. Хонимен по уши влюбился в Атланту Суинберн. Он не требовал всех интимных подробностей ее прошлого: сама расскажет, когда будет готова. Ему было достаточно уже того, что сейчас она выбрала его. Он достиг той стадии, когда жизни себе без нее не мыслил.

Как он был бы сейчас счастлив, если бы не спондуликсы!

Спеша к дому Эдди, Хонимен сжимал кулаки. Надо положить конец распространению этой альтернативной культуры. Но как? Это неумолимая сила, вышедший из-под контроля механизм, сбежавший финансовый поезд, который катится по смазанным алчностью рельсам. Слишком многие, помимо него, теперь с ними связаны. Чудовище, порожденное его отчаявшимся разумом, нашло себе сотни приемных родителей. Да и может ли он теперь вообще называть собственным изобретением? Имеет ли право вмешиваться в то влияние, которое он оказывает на благосостояние тысяч людей? Он надеялся, что какие-то ответы найдутся у Эдди, потому что сам их уж точно не знал.

Подойдя к ее дому, Хонимен нажал кнопку интеркома. Ответа не последовало, поэтому он присел на ступеньку и стал ждать.

Час спустя, около четырех, он увидел Эдди. Заметив его, она убыстрила шаг, и у Хонимена сразу полегчало на сердце.

— Что-то случилось, Рори? — после короткого объятия спросила она.

Хонимен объяснил. Эдди изобразила модифицированный скаутский салют, привычным жестом задумчивости приложив два пальца к губам, потом сказала:

— Прежде всего нам обоим нужно поужинать и выпить. А там попробуем что-нибудь придумать.

От практичности Эдди Хонимен тут же почувствовал себя лучше. Господи, что бы он без нее делал?!

Они пошли в «Дом моллюсковой похлебки» на Нью-маркет-стрит, где заказали «Радость рыбака» и по большой пластиковой кружке пива. А после, в кабинке, под взорами портретов местных знаменитостей с автографами обсудили спондуликсы.

Эдди знала про спондуликсы все, присутствовала при всех фазах феномена, за исключением его сотворения. И тем не менее новые деньги совсем ее не затронули. Она никогда их не тратила, если уж на то пошло, отказывалась принимать спондуликсы от Хонимена — хотя не слишком рьяно протестовала, когда он расплачивался ими за совместные обеды или выпивку. Хонимен считал такую разборчивость проявлением независимости, не более того. Еще она предпочитала не общаться с Пиволюбами, разве что только в компании Хонимена. Как бы то ни было, отстраненность от общего спондуликсового безумия, на взгляд Хонимена, только придавала ценность ее советам.

Закончив рассказ о последних событиях, Хонимен горестно покачал головой:

— Мне нужно как-то выпутаться из той истории. Я скажу Эрлу, пусть рисует на банкнотах самого себя, а салфетки с моим портретом изымет из обращения. Тогда я буду свободен.