Лоис Буджолд - Комарра

Закрыв глаза, она откинула голову, тихонько выстукивая ногами ритм по полу. Улыбка появлялась и исчезала, появлялась и исчезала. Наконец, резко открыв глаза, она вперилась в Фортица.

– Ключевое слово – эластичный возврат, – провозгласила она. – Запомните.

Переведя взгляд на Майлза, женщина протянула руку.

– Теперь можете вводить, милорд. – Она снова захихикала.

Майлз прижал инъектор к голубой вене на протянутой руке. Послышалось шипение. Отвесив ей странный полупоклон, он отошел и стал ждать. Расслабленное тело доктора Ривы напряглось, она зарылась лицом в ладони.

Примерно через минуту она, моргая, подняла голову.

– Что я только что сказала? – обратилась она к Фортицу.

– Эластичный возврат, – ответил он, пристально глядя на нее. – Что это значит?

Некоторое время она молчала, изучая взглядом свои ноги.

– Это значит… Что я скомпрометировала себя ни за грош. – Рива горько поджала губы. – Агрегат Судхи не сработает. Или не сработает, чтобы свернуть п-в-туннель.

Она выпрямилась, встряхнулась и потянулась, чтобы размять занемевшее от наркотика тело.

– Я думала, меня от этой штуки затошнит.

– Реакция бывает самая разная, – пояснил Майлз. Хотя никогда не видел такой реакции, как у нее. – Одна женщина, которую мы недавно допрашивали, сказала, что почувствовала себя отдохнувшей.

– Этот наркотик произвел удивительнейший эффект на мое внутреннее видение. – Она глянула на инъектор с оценивающим уважением. – Возможно, я как-нибудь воспользуюсь им для дела… – Хотелось бы мне при этом присутствовать. Майлз внезапно представил себе, как воспользуется наркотиком, чтобы подстегнуть свою интуицию – это же мгновенное озарение! – но тут же вспомнил, что на него – увы! – суперпентотал оказывает совсем другое действие… Рива посмотрела на Майлза. – Если когда-нибудь вылезу из барраярской тюрьмы. Я арестована?

Майлз пожевал губу.

– За что?

– Разве это не нарушение клятвы верности и неразглашения?

– Вы не нарушили клятвы о неразглашении. Пока. Что же до другого… Нечто может стать просто потрясающе невидимым, если два Имперских Аудитора заявят, что ничего не видели.

Фортиц внезапно улыбнулся.

– Кажется, вы давали клятву говорить правду, лорд Аудитор?

– Только Грегору. А что мы говорим остальному миру – это тема с вариациями. Просто мы этого не рекламируем.

– Это, увы, чистая правда, – вздохнул Фортиц.

– Как вы объясните Имперской безопасности нехватку одной дозы?

– Во-первых, я Имперский Аудитор и не обязан никому ничего объяснять. А меньше всего – Имперской службе безопасности. Во-вторых, мы использовали ее экспериментально, чтобы подстегнуть деятельность мозга. Что, на мой взгляд, чистая правда, так что я с полным правом собираю свой урожай.

Рива расцвела в искренней, несколько смущенной и удивленной улыбке.

– Понимаю. Кажется.

– Короче, ничего этого не было. Вы не арестованы и у нас впереди куча дел. Хотя не сочтите за труд, удовлетворите мое любопытство, прежде чем я позову обратно наших младших коллег, – изложите вкратце вашу логическую цепочку. Только не в математических терминах, пожалуйста.

– А это пока что исключительно в нематематических терминах. Хотя если я не смогу подвести под это реальные цифры, то… что ж, тогда придется отбросить данную версию как забавную галлюцинацию.

– Когда вы на нас это вывалили, то казались довольно уверенной.

– Я была ошарашена. Не столько убедительна, сколько обалдевшая.

– Но обнадеженная?

– Ну… не знаю толком… – Она покачала головой. – Я вполне могу ошибаться, и не в первый раз. Но вы знакомы, я полагаю, с примерами обратной связи в резонансных явлениях. Усиление звука, например?

– Да, пронзительный визг.

– Или чистая нота, от которой разлетается стекло. А что касается предметов, то вам известно, почему солдаты не ходят в ногу по мосту? Чтобы от резонанса не рухнул мост.

– Даже как-то лично наблюдал такое, – ухмыльнулся Майлз. – В этом принимали участие взвод императорских скаутов на параде, деревянный мост и мой кузен Айвен. Двадцать несносных мальчишек-подростков ухнули в ручей. – И добавил специально для профессора: – Мне они не позволили идти с ними, потому что, как они заявили, мой рост нарушает их стройные ряды. Так что я любовался парадом, сидя на скамейке. Это было великолепно! По-моему, мне было тогда лет тринадцать, но эти воспоминания я буду лелеять и холить до самой смерти.