Кир Луковкин - В паутине

— Ну? — спросил Вадик, — Что новенького?

— Уфф, — Паук утер пот со лба, — Даже не знаю, с чего начать. Хочется успеть все.

— Не успеешь, сколько бы ни пытался. Мы всегда хотим успеть все на свете, но в конечном счете не можем сделать и малой части того, что запланировано. Даже отъявленный трудоголик когда-нибудь устает и чего-нибудь не успевает.

— Хорошая жизненная позиция, — решил Паук, — Удобно. И совесть на месте. Я просмотрел записи. Судя по вчерашним заметкам, можно сказать, что у меня был срыв. Вчера я написал, что сегодня это кончится. В воскресенье, на седьмой день. Еще я посоветовал себе никому не доверять. Это….

— Это разумно.

— Да, но у меня есть кое-какие вопросы.

— Конечно, у тебя есть вопросы. Но мне кажется, ты итак достаточно знаешь.

Паук натянуто улыбнулся и сорвал листочек с дерева:

— Просто надо уточнить, чтобы картина стала четкой.

Вадик предложил сыграть партию в шахматы, вот почему он задержался — сжимал под мышкой доску с фигурами. Они разложили шахматы на столе в круглой беседке, выполненной из переплетающихся крест-накрест досок. Доски были наклонены, и отверстия сквозь которые просачивались солнечные лучи, напоминали ромбы. Перед тем как сделать первый ход белыми, Паук выложил перед парнем горку мятных конфет. Приятно пахло разогретой древесиной. Липа.

— А этот пухлый, он юрист?

— Типа того. Ты не думай, что у нас клуб анонимных алкоголиков. Никто свою подноготную не выкладывает, каждый свое дерьмо держит при себе, — ответил Вадик, двигая вперед коня, — Просто мы размышляем об этом и делимся выводами. Одна голова хорошо, а две — сам знаешь.

Партия только начиналась, и Паук не особенно следил за комбинацией, поэтому выставил ладью на две клетки вперед.

— Ты что-то знаешь о нем?

— Да ничего я о нем не знаю. Я предполагаю и фантазирую. Никто ни о ком здесь всей правды не знает, запомни ты это, запиши на бумажке. Мы просто сидим и фантазируем друг о друге.

— Ага. То, что я наплел в своих видениях — полная чушь.

— А как же! — засмеялся Вадик.

Ход черной пешкой. Пешка оказалась защищена. Вполне можно было убрать другую, но Паук не стал. Вместо этого он приоткрыл фронт с левого фланга. Он слышал, как на крыше беседки поют птички.

Им никто не мешал играть.

— То, что по идее должно закончиться, не кончается, — сказал через какое-то время Паук, набравшись храбрости.

Вадик кивнул, делая ход ладьей.

— Значит, так надо.

— Гадко. Чувствуешь себя…пешкой.

— Ха! Ты думаешь, твоим пешкам лучше?

— Но они… — Паук ощутил страх, дикий животный страх — смотреть на доску, и закрыл лицо руками.

— Теперь все, — сказал Вадик. — Ты, главное, не думай. Не будешь думать — не появится.

— Это невозможно, — пробормотал Паук.

— Это дурдом. Невозможно там. Здесь все возможно, — грубо отрубил Вадик, и добавил, — Это кончится, поверь.

— Да, — сказал Паук, — Я знаю. Я знал еще утром.

— Твой ход.

— Мой ход, — машинально повторил Паук, поставив фигуру на клетку.

Они помолчали.

— А насчет толстяка я думаю вот что. Он — сломанный винтик. Его выбросили. Он хочет вернуться на свое место, он прекрасно понимает, что не может, и это сводит его с ума. Он рассказывал про свои похождения и, по-моему, он не понимает, что такие видения с рядовыми клерками не случаются. Может врет, кто его знает.

— Я хочу назад, к нормальной жизни.

— Не торопись, — Вадик убрал фигуру, — Считай, это второе рождение. Тебя же не спрашивают, хочешь ты в этот мир или нет, тебя просто рождает какая-то сила. Это безусловный факт, с ним ничего нельзя поделать.

— Пару часов назад я убедился, что реальнее этого мира быть не может. Теперь основа моей уверенности пошатнулась — я сомневаюсь. Ко мне пришла мысль, что такие как мы, — галлюцинирующие, — большая редкость, и нас специально привезли сюда под ярлыком психов, чтобы проводить эксперименты. И еще мне непонятно, почему доктор похож на старую деву.

— Прямо как гомик, отставший от моды, — захохотал Вадик.

Паук тоже засмеялся. Они смеялись громко и на полную катушку, так что слышно было далеко вокруг и самые беспокойные пациенты пугливо оборачивались.

Потом Вадик стал говорить про мифологию, про рай и ад. Представим, что рай и ад — это разные уровни, это сферы, в которых существуют люди. Чем объясняется то или иное существование? Так может мы сейчас в раю? А что, нам хорошо, нас кормят четыре раза в день. Развлечения есть, все удобства, газеты вон читаем. И никаких забот. Или это ад? Мы находимся здесь в наказание за прегрешения, которые совершили в прошлой жизни. Может, мы спим? Может, я из прошлого, а ты из будущего и временные линии пересекаются в конкретной точке? Может, так и творится история? И ты до самого конца, до самой своей смерти будешь думать, что это иллюзия, а тот, кто по-настоящему БЫЛ иллюзией, умрет, глубоко убежденный в реальности своего существования. И где грань, отделяющая иллюзию от реальности? Как ее распознать? Я почти убежден, я уверен, что она есть. Она должна быть, иначе зачем эти игры. Наша проблема, как я уже говорил, в том, что нам мало реальности, в которой мы живем, нам подавай других реальностей. А когда мы получаем эти реальности, и наедаемся ими досыта, нам становится страшно, мы хотим домой.