Айзек Азимов - «Если», 1995 № 02

— Ладно, — сказал он. — Чья это лодка?

— Она принадлежит Паллахакси-Сильверджеку, — поспешно сказал Вольф. — Он лежит пьяный в каюте, и нам пришлось взять управление на себя. Мы шли к вам за помощью.

Последовала короткая возня у двери в каюту, когда морской офицер, не веривший в пустые слова, отодвинул нас в сторону и спустился вниз, чтобы проверить сказанное Вольфом. Сквинт укоризненно смотрел на Вольфа.

— Как насчёт шпиона? — громко прошептал он.

— Ты не сказал ему про шпиона!

— Заткнись! — прошипел в ответ Вольф. — Теперь мы уже не можем ничего изменить, да это и к лучшему. Они никогда не поверили бы в шпиона, но мы, по крайней мере, можем доказать, что Сильверджек пьян.

Офицер поднялся из каюты, брезгливо вытирая руки куском ткани.

— Вы знаете, что устье — запретная зона в военное время? У нас есть дела поважнее, чем играть роль няньки. Вы понимаете, что вас могли убить, если бы вы попали под удар наших пушек? А если бы вы налетели на заграждение?

— Да, но мы думали, что ничего страшного не будет, — пробормотал было Вольф, но тут же нашёлся:

— Наверное, стоит сказать вам, что отец моего друга занимает очень важный пост на консервном заводе. Его зовут АликаБерт.

Чтоб тебя заморозило, Вольф, чтоб тебя заморозило, подумал я. Ты что, не можешь понять, что я не нуждаюсь в отце? Но отрицать очевидное было бы глупо, и я ответил:

— Именно так. Мой отец — Алика-Берт. Меня зовут Алика-Дроув. И я вполне могу справиться с этой лодкой и сам!

Офицер пожал плечами, и на лице его появилось странное выражение.

— Уверен, что можешь, — пробормотал он. — Счастливого пути. — Он перепрыгнул на борт катера, который отошёл в сторону и умчался прочь.

Я направился в сторону кормы, и Вольф отступил в сторону, освобождая руль.

— Это было впечатляющее зрелище, Алика-Дроув, — сказал он.

После того как я безупречно провёл лодку через гавань Паллахакси и привязал её у набережной, мы договорились встретиться на следующее утро.

Уже наступил вечер, когда я вошёл во двор, где хранились лодки. Я хотел убедиться, что с моей плоскодонкой всё в порядке; мне не удавалось взглянуть на неё в течение нескольких дней.

Пока я рассматривал корпус, обеспокоенный несколькими царапинами на лаковом покрытии подошёл Сильверджек, пошатываясь и потирая громадными волосатыми кулаками покрасневшие глаза.

— Надо было меня разбудить, парень, — сказал он. — Когда мы вернулись?

— Недавно.

— Я спал.

— Вы были пьяны.

— Ну-ну, парень, — он с тревогой посмотрел на меня. — Не стоит об этом распространяться, верно?

— Да чего вспоминать, — я повернулся, собираясь уйти, но он схватил меня за руку.

— Отцу не скажешь, а, парень?

— А почему бы, собственно, и нет? Я ещё расскажу и про то, как вы контрабандой доставляли спирт в «Золотой Груммет».

— Идём-ка со мной, Дроув, — спокойно сказал он, отпустив мою руку и давая мне возможность самостоятельно принять решение. Я пошёл за ним. — Садись, — сказал он, усаживаясь за свой стол и закуривая отвратительную сигару. — Нам надо кое о чём поговорить. — Твой отец — парл, и, я полагаю, ты думаешь так же, как и он. Теперь послушай меня. Здесь, в Паллахакси, мы бы и не знали, что идёт война, если бы не Правительство с его нормированным распределением, мёрзлыми ограничениями и мелкими грязными секретами. Мы продолжаем торговать с Астой, хотя приходится делать это исподтишка; мы продолжаем производить столько же рыбы и зерна, как и всегда, но Парламент заявляет, что мы не можем ими пользоваться, и забирает их у нас. Они говорят, что в городах на материке голод. Как же они управлялись до войны, хотелось бы мне знать? Мне кажется, что это война Парламента, не наша. Почему они не могут оставить нас в покое и воевать с астонцами сами — не знаю!

Голос его сорвался на крик, и я уставился на него.

— Хорошо, что не все думают так, как вы, — сказал я, воспользовавшись любимой фразой отца. Он крепко стиснул моё плечо.

— Все так думают, Дроув, — прошептал он. — Все. Ты скоро поймёшь, что у Парламента нет друзей здесь, в Паллахакси.

Я медленно возвращался в коттедж, погруженный в серьёзные размышления.

У меня было какое-то приподнятое настроение, и требовалось некоторое время, чтобы успокоиться; но когда я остановился на ступенях, которые вели на вершину утёса, и взглянул через гавань на стоявшие на якоре лодки, дома на противоположном склоне, среди которых был старый консервный завод, на людей, которые работали, развлекались и просто сидели на набережной, я понял, в чём дело.