Джо Холдеман - «Если», 1996 № 11

— Ваше имя?

У меня был полон рот холодной слюны. Я проглотил ее, обтер губы и пощупал затылок.

— Будьте добры, назовите свое имя.

— Ох, избавьте меня от теста на реальность, ладно? Я вернулся.

— Ваше имя?

— Меня зовут Джек Линдхофф, а вот кто такой Харли?

Я лежал на широкой удобной кровати, поверх простыней и полностью одетый. Яркий свет, больничные запахи.

— Вы меня помните?

— Скажите мне, кто такой Харли, и я отвечу на ваш вопрос.

— Я не знаю никакого Харли. Он участвовал в одном из ваших эпизодов?

— Во всех без исключения. Вы — доктор Барбара Кэсс, и я плачу вам столько, что вслух сказать неприлично. Ну как, мне уже лучше?

— А сами вы что думаете?

— Мне сразу станет лучше, когда я узнаю, кто такой этот Харли.

— Вы можете его описать?

— Он все время разный. Пару раз я его вообще не видел, а однажды он выступил в роли замороженного трупа.

— Может быть, это имя имеет для вас особое значение?

— Ровно никакого. Я даже не мотоциклист. 2 2 Намек на «культовый» мотоцикл Harley-Davidson.

— Вы не хотите вернуться и поговорить с ним?

Я потрогал девятиштырьковый разъем на собственном затылке.

— Почему бы не сделать эпизоды подлиннее?

— Из чисто терапевтических соображений. Если человек задерживается в сюжете дольше минуты, то, как правило, начинает сознавать, что находится в воображаемой реальности.

— Дайте мне пять минут, и я разберусь с этим сукиным сыном.

— Он же не настоящий. Право, не вижу смысла…

— Я сказал — пять минут. Денежки мои, разве не так?

— Ну хорошо. Повернитесь…

Харли старательно разрезал лимон. Хозяин бара, вздохнув, прекратил бесполезные уговоры и удалился в подсобку.

— Я и так верю, что ты не промахнешься, Харли, чего ради обстреливать улицу?

Допиливая лимон тупым ножом, Харли от усердия прикусил язык и буркнул:

— Никто никому не собирается вредить. Я просто должен это сделать.

— Угу. Шансы у тебя примерно тридцать на тридцать, — заметил я.

— Так я же буду целиться сверху вниз, и пуля зароется в землю. Почему бы тебе не взглянуть, нет ли кого на линии огня?

Я нетвердыми шагами направился к двери, резко толкнул качающиеся створки и увидел, что на улице ни души. Было воскресенье, восемь утра, и мы отмечали день рождения Харли уже двенадцать часов подряд.

— Там никого нет.

— Ну и ладно. Тогда я стреляю.

Да пусть пальнет по этим дурацким лимонам! — пришли к согласию все клиенты бара, и Харли установил половинки в овальных вырезах створок, потом взглянул направо, налево и громко оповестил публику:

— Никого!

— Эй, Харли, — подал голос хозяин бара. — Ты знаешь, сколько я выложил за эту дверь?

— Кому нужна твоя дерьмовая дверь? — обиделся Харли, прицеливаясь с руки, но тут же передумал и, усевшись за покерный столик, уперся локтем в зеленое сукно.

В этом эпизоде он стрелял в классической манере — не щурясь, задержав дыхание и плавно нажимая на спусковой крючок. Пистолет громко рявкнул, в зале запахло порохом, а лимон бесследно исчез, хотя я по-прежнему ощущал его тонкий запах.

— Хватит, Харли, мы все тебе верим, — убедительно заговорил я.

— Здорово получилось!

— Ха! — сказал Харли и тут же послал вторую пулю, но на этот раз за лимоном обнаружился незнакомец с эффектным красным пятном на правом рукаве и самым громким «ууй-йя-аа» на устах, какое мне только приходилось слышать. Я и все прочие клиенты дружно рухнули на пол.

Харли тоже следовало догадаться, что подстреленный гражданин не побежит искать телефон, чтобы набрать номер Службы спасения 911, но кретин опустил пистолет, бормоча что-то вроде «ах ты, черт побери».

— Харли! — отчаянно завопил я. — Поберегись!

Моргнув, Харли с пьяным изумлением уставился на меня, а мужик тем временем уже вломился в бар, и на сей раз я смог хорошенько его разглядеть. Кровища так и хлестала у него из плеча, что ничуть не помешало ублюдку принять стойку стрелка по мишеням и поднять свой кольт обеими руками, целясь аккурат в непримечательную физиономию Харли. Харли начал поднимать руки, но пуля уже ударила его на Уровне усов, и то, что оказалось ниже, стало медленно валиться на пол, верхняя же часть Харли живописно декорировала собой большое зеркало и красочный плакат «ПИВО ГИННЕСС — ТВОЙ ЛУЧШИЙ ДРУГ» на дальней стене бара.

Тело упало с удивительно безжизненным звуком, словно набитый тряпками мешок, а я подполз к нему и сказал: «Харли, ты должен объяснить мне, что все это значит». Мужик тем временем совсем разошелся, паля направо и налево, ну чистый маньяк-убийца, кругом орали и визжали, а я продолжал, увещевать Харли: «Послушай, я знаю, что ты ненастоящий. Все это обман. Хватит, кончай придуриваться! Надень свою физиономию и поговори со мной».