Рэй Брэдбери - Сборник 5 МЕХАНИЗМЫ РАДОСТИ

– А где Том?..

– …горд тобой!

Окружающие вещи стали подергиваться туманом. Одуряющая духота. Правая рука, исколоченная до синяков, висела плетью.

– …с другой стороны, так трудно оставить прежнюю работу. Они ведь платят мне чертову уйму денег.

Пол повис на Уилльямсе, вцепившись пальцами в сорочку у него на груди. Уилльямс ощутил, как пуговицы выскальзывают из петель. Пол был в таком раже, что казалось, вот-вот двинет гостя кулаком по лицу. Нижняя челюсть Пола угрожающе выдвинулась, а от его прерывистого дыхания, такого близкого, очки Уилльямса запотели.

– Я горжусь тобой, Уилльямс! Я души в тебе не чаю.

Пол горячечно тискал его руку, хлопал по плечу, рвал сорочку, трепал по щеке. В процессе братских объятий очки Уилльямса слетели и упали на линолеум.

– Ах, черт, прости, Уилльямс! Прости, дружище!

– Пустяки. Забудем.

Уилльямс проворно поднял свои очки. Правое стекло разбилось – дурацкий рисунок трещин, наподобие паучьей сети. Уилльямс надел очки, и его правый глаз увидел как в тумане дюжину Полов, которые суетливо блеяли испуганные извинения.

Уилльямс помалкивал.

– Ах, Пол, вечно ты такой неуклюжий! – проверещала Элен.

Вдруг разом зазвонили телефон и дверной звонок, и Пирсоны говорили разом, а Том куда-то давно пропал, и Уилльямс думал с трезвой ясностью: нет, меня не вырвет, я могу сдержаться, но мне сейчас надо в ванную комнату, а вот там меня действительно вырвет.

Ничего не говоря и ни перед кем не извиняясь, среди звонков, говора и вскриков, всей этой перепуганной суеты утрированной дружбы, он двинулся вперед как сомнамбула, задыхаясь от зноя и продираясь, как ему показалось, через толпу людей. Закрыв за собой дверь ванной, он рухнул перед унитазом на колени, словно для молитвы, и поднял крышку.

Его вырвало – раз, другой, третий. С закрытыми глазами, из которых текли слезы, Уилльямс продолжал склоняться над унитазом – не зная, что с ним: он задыхается или плачет? Если плачет, то почему? От боли или от горя? Или это попросту алкоголь выдавливает влагу из глаз? Все в той же позе молящегося он слушал, как вода шумит по белому фаянсу и по трубам устремляется в море.

Снаружи голоса:

– С вами все в порядке?..

– Ты в норме, старик? Уилльямс, с тобой все о'кей?

Уилльямс нащупал бумажник в кармане пиджака, вынул его, убедился, что обратный билет там, вернул бумажник на место и любовно прижал его правой рукой. Затем встал, тщательно ополоснул рот, вытерся и посмотрел на себя в зеркале. Странный мужчина в очках с одной линзой в сеточке трещин.

Когда он шагнул к двери и положил ладонь на бронзовую ручку, готовый выйти, глаза его невольно закрылись, его качнуло, и было полное ощущение, что весит он всего лишь девяносто три фунта.

Двое мужчин молча сидели на скамьях в поезде, катившем сквозь декабрьский сумрак от одного полустанка в сельской местности к другому. Когда состав тронулся после двенадцатой остановки, старший из попутчиков негромко бормотнул:

– Придурок! Ох, придурок!

– Простите? – сказал тот, что помоложе, и взглянул на своего визави поверх развернутого номера «Таймс».

Старший мрачно мотнул головой:

– Вы обратили внимание на того дурня? Вскочил как ужаленный и – шасть за той дамочкой, от которой так и разит «Шанелью»!

– А-а, за этой дамочкой… – Казалось, молодой человек пребывал в некоторой растерянности: рассмеяться ему или рассердиться. – Как-то раз я сам соскочил с поезда вслед за нею.

Мужчина в возрасте фыркнул и прижмурился.

– Да и я тоже. Пять лет назад.

Молодой человек уставился на попутчика с таким выражением лица, будто только что обрел друга в самом невероятном месте.

– А признайтесь… с вами случилось то же самое, когда вы… когда вы дошли до края платформы?

– Возможно. Хотите еще что-то сказать?

– Ну… Я был в футах двадцати от нее и быстро догонял – и тут вдруг к станции подкатывает автомобиль с ее мужем и кучей детишек! Хлоп – и она уже в машине. Мне осталась от нее только улыбка в воздухе – как от Чеширского кота. Словом, она уехала, а до следующего поезда полчаса. Продрог до самых костей. Видит Бог, это меня кое-чему научило.

– Ничему-то оно вас не научило! – сухо возразил мужчина в возрасте. – Кобели. Глупые кобели. Все мы и каждый из нас – вы, я и любой прочий в штанах. Придурки с безусловными рефлексами как у лабораторной лягушки: кольни тут – и дернется там.