Сергей Гатаулин - Вирус

— Поехали, мальчики! — Голос Анатолия утонул в визге колес, шлифующих снежное покрытие.

Мягкая резина все же смогла вцепиться в заледенелый асфальт, и спустя несколько секунд тень громадного джипа растворилась в темноте. Грязные полосы на дороге постепенно исчезли, прячась под свежевыпавшим снегом.

— Что случилось в церкви? — поинтересовался голос в голове, обнаруживая почти неощутимое присутствие Тромба. — Ты же батюшке слова не дал сказать: налетел коршуном, атаковал и исчез, не позволяя объясниться.

Дмитрий от неожиданности вздрогнул. Ожидая привычных неприятностей, сопровождающих появления бойца, напрягся, но ничего не произошло.

— Предупреждать нужно, когда появляешься, — прошептал он мысленно и расслабился.

Тело наконец-то полностью успокоилось — напряжение спало, и он погрузился в сладкую дрему, лишь иногда выныривая в реальную действительность, осматриваясь и снова возвращаясь к мысленным переговорам с бойцом.

— Ты что, против веры? — спросил Тромб.

— Вера — дело каждого. Кому-то она необходима, кому-то ни к чему, кому-то просто вредна, — удивленный интересом электронного бойца к вопросам религии, Дмитрий объяснился. — Я ведь не веру имел в виду, а церковь, — прислушиваясь к внутренним ощущениям, он замолчал и через мгновенье с трудом выдавил: — Ты что, размышлял о Боге?

— Только сейчас подумал, — тихо произнес Тромб. — Согласись! Что-то в этом, безусловно, есть. Ведь создали же люди меня! Отчего бы не предположить, что кто-то создал их самих? Почему не Бог?

— Странный ты, однако, братишка. Понять, почему нужно уступать место старушке в метро, не можешь, а туда же — Бог есть! Впрочем, — продолжил он, ощущая непонятную тревогу, — думай, анализируй, сопоставляй. Может, поймешь, чего я не понимаю.

— Я думаю, — прошелестел удаляющийся голос.

Дмитрий открыл глаза и выглянул из автомобиля. Замечая движущиеся густым потоком машины, покачал головой. Подчиняясь зловещей магии ревущей сирены, торчащей на крыше агрессивного джипа генерала, окружающие автомобили неохотно отстранялись, огрызаясь короткими, но злобными сигналами до тех пор, пока впереди не показалось серое, мрачное, двухэтажное строение с решетками на окнах.

Здание, с недавних пор знакомое профессору, выдвинулось из снежного сумрака обветшалым фасадом, заставляя сердце учащенно забиться. Именно здесь он провел долгую ночь в компании уголовников, именно здесь впервые увидел Галочку.

«Как только смогу, забегу, хоть на минутку, — подумал он, поднимаясь за Юрием Николаевичем на второй этаж. — И причину придумывать не нужно, обстоятельства вынудили».

Шумная кавалькада ввалилась в безымянный кабинет и тут же уперлась в круглый полированный стол, занимающий все пространство комнаты. Десяток стульев, сбившихся в тесную кучку у стены, ожидали редких посетителей. Девушка, сидящая спиной к двери, услышав шум, резко обернулась, встречая бесцеремонных гостей рассерженным взглядом.

— Здравствуйте, Галочка, — расплылся в улыбке Юрий Николаевич, приветствуя хозяйку кабинета, и галантно склонил голову.

Профессор нахмурился, заметив искорку, мелькнувшую во взгляде Галины, и сердито засопел. В груди разгорался пожар. Обжигая жаром возбужденный организм, подогревая разбуженное воображение, он готов был вырваться наружу открытым возмущением. «Шут гороховый!» — прорычал внутренний голос. Руки мысленно сжались на горле генерала, в голове зашумело — закипающая кровь устремилась к глазам, затуманивая взгляд багровой пеленой. «Спокойно, Отелло!» — взревел Медведев, делая глубокий выдох.

Вдох-выдох, вдох… выдох… Хороша дыхательная гимнастика! Поразительный эффект: полное спокойствие…

Фигляр!

Вдох — выдох…

Юрий Николаевич протянул руку в направлении стола:

— Галина Соколова. Отличный следователь, очаровательная женщина, — взгляд его непозволительно долго задержался на бедрах девушки.

Сердце возмущенно загромыхало, едва не выскакивая из груди. Профессор задыхался. Воздух, отяжелев, застрял в глотке.

Юрий Николаевич, посматривая на него, слегка прищурился. «Хороша Маша, да не ваша», — говорили его глаза, и от этого взгляда Медведеву становилось не по себе, хотелось рвать и метать.

Вдох — выдох. Вдох — выдох.

«Похоже, генералу известно все и о моей работе, и о моих чувствах», — подумал он, безуспешно стараясь сохранять невозмутимый вид. С самой первой встречи в лаборатории его раздражал этот человек: самодовольный, хотя и неглупый; привыкший приказывать, но умеющий прислушиваться к мнению других; хитрый в помыслах и простодушный в словах. Как хамелеон, он мог в любой момент принять облик, наиболее подходящий текущим обстоятельствам.