Роберт Хайнлайн - Дверь в лето [с рисунками]

Я взглянул на него:

— Доктор, отправьте меня в прошлое. На неделю назад!

Он взглянул сердито:

— И речи быть не может!

— Почему? Разве на людях эта штука не работает?

— Что? Разумеется, работает.

— Тогда почему нет? Я не боюсь. И представьте только, как это было бы здорово для будущей книги… если бы я мог на собственном опыте убедиться и подтвердить, что темпоральный сдвиг Твитчела действует.

— Вы уже убедились на собственном опыте. Можете так и написать.

— Пожалуй, — задумчиво произнес я, — но мне же не поверят. Этот опыт с монетами… Я верю, потому что я видел его. Но любой, кто прочтёт мои записки, решит, что я просто подвергся внушению, что меня надули каким-то ловким трюком.

— Вот чёрт бы вас подрал, сэр!

— Так это же не я — люди скажут. Они не поверят, что я действительно видел то, что описываю. Вот если бы вы отправили меня на неделю назад, я бы мог описать свои собственные ощущения и…

— Сядьте. И выслушайте меня.

Он сел; мне сесть было некуда, но он этого не заметил.

— Я уже ставил эксперименты на людях, давным-давно. И именно поэтому я решил никогда больше этого не делать.

— Почему? Они погибли?

— Что? Не порите ерунды. — Он посмотрел на меня угрожающе и добавил: — И не смейте ни о чём таком писать в своей книге.

— Как скажете, сэр.

— Эксперименты показали, что живые существа переносят темпоральное перемещение без вреда. Я доверился коллеге — молодому преподавателю, который вел у нас рисование и другие подобные предметы на архитектурном факультете. Он, пожалуй, был больше инженером, нежели ученым, но мне он нравился: у него был очень живой ум. Этого молодого человека — ничего, наверное, не случится, если я скажу вам его имя, — звали Леонард Винсент; он так жаждал испробовать это… Он хотел испытать Большое Перемещение — на пятьсот лет. Я не сумел отказать. Я уступил.

— И что произошло?

— А откуда я знаю? Пятьсот лет! Мне никогда не узнать…

— Вы думаете, он попал на пятьсот лет в будущее?

— Или в прошлое. Он мог очутиться в пятнадцатом веке. Или в двадцать пятом. Шансы совершенно равные. Принцип неопределенности, симметричное уравнение… Я даже иногда думаю… да нет, не может быть. Так, случайное сходство имён.

Я не стал спрашивать, что он имеет в виду, потому что в этот момент вдруг тоже обнаружил это сходство имён, и волосы у меня на голове встали дыбом. Но я быстро выбросил это из головы: у меня были другие проблемы. Да, кроме того, это и было наверняка лишь случайное сходство: не мог же человек в пятнадцатом веке попасть из Колорадо в Италию…

— И я решил впредь не поддаваться подобному искушению. Это ведь не наука: это ничего не добавляет к знанию. Если он попал в будущее — на доброе здоровье. А вот если в прошлое… тогда, получается, я отправил своего друга на расправу варварам, а может, и на съедение диким зверям.

«А может быть, — подумал я, — вы обрекли его на участь Великого Белого Бога». Но я промолчал.

— Я ведь не прошу, чтобы вы отправили меня слишком далеко. То есть надолго.

— Давайте больше не будем об этом, прошу вас.

— Как скажете, доктор. — Но я был не в силах остановиться. — Э-э, позвольте сделать одно предложение?

— Ну? Высказывайтесь.

— Мы могли бы получить почти тот же результат простой репетицией.

— Что вы имеете в виду?

— Совсем понарошку: сделаем всё так, как будто бы мы действительно собрались переместить во времени живой объект — объектом буду я — вплоть до того момента, когда надо нажать кнопку. Тогда я смогу понять смысл процедуры. Пока, честно говоря, я его не вполне понимаю.

Он немного поворчал, но ему так хотелось продемонстрировать мне свою игрушку… Он взвесил меня и отобрал металлические гири, равные моему весу: сто семьдесят фунтов.

— Это те же самые весы, на которых я взвешивал беднягу Винсента.

Вдвоём мы уложили грузы на одном краю платформы.

— Какое время установим? — спросил он. — Выбирайте, вам решать.

— Э-э, вы сказали, что время можно установить точно?

— Да, сэр, именно так я и сказал. А вы сомневаетесь?

— Нет-нет-нет! Ну-с, так. Сегодня двадцать четвёртое мая… Предположим, мы… Как, скажем, насчёт такого смещения: тридцать один год, три недели, один день, семь часов, тринадцать минут и двадцать пять секунд?

— Бледно, молодой человек. Когда я говорю «точно», то имею в виду «с точностью до одной стотысячной». У меня просто не было возможности откалибровать установку с точностью до одной стомиллионной.