Эрнест Маринин - Свой жанр

Саврасов так и подпрыгнул. Вот это да! Такого и он не мог. Поддерживать снизу, толкать, подбрасывать - пожалуйста. Но тянуть!.. Поразительный парень! Похоже, прав Левин, и Юрий стал Дедичевым не случайно...

Артист не спеша брел по арене, мягко переступая ногами, и почти не двигался с места. Тоже стандартный элемент пантомимы, а смотрится. У способного человека все смотрится... Вот он остановился, поморщился, недоуменно развел руками, плечами пожал. Дернул головой - нет, не так, мол! Он спорил с внутренним собеседником. Движения рук были красноречивы и естественны, спор шел напряженный... А забытый шарик пытался привлечь к себе внимание. Он подплывал то слева, то справа, менял высоту, отворачивался и замирал обиженно - и тут же бросался следом... И все это, казалось, никак не связано с движениями рук, которые заняты своим. Работа была виртуозная. Саврасов забыл, что он здесь по делу, и любовался мастером - ему-то лучше других было видно, какое это мастерство...

Наконец шарик не выдержал. Он разогнался и крепко боднул артиста пониже спины. Дедичев кубарем покатился по арене, уселся, растопырив руки-ноги, и растерянно помотал головой. А шарик отвернулся от него и медленно опускался на ковер где-то далеко-далеко, у самого барьера. Артисту стало стыдно. Он нерешительно поднялся, постоял понурившись, ковыряя носком арену, с заложенными за спину руками, а потом робко двинулся к шарику зигзагами, с остановками, озираясь по сторонам. Присел на барьер чуть в сторонке, отвернул лицо с выпяченной губой и начал потихоньку придвигаться к шарику, пока не оказался совсем рядом. Смущенно протянул руку - и отдернул. Еще раз. А шарик - ноль внимания, только качнулся брезгливо. Артист сцепил пальцы, зажал руки между колен, лицо стало совсем несчастным. И вот решился, присел на одно колено возле шарика и начал извиняться. Надоело шарику демонстрировать обиду, повернулся и всплыл в воздух.

Дедичев суетливо подставил ему ладонь, заулыбался, радостно и вопросительно захлопал ресницами. Шарик чуть вывернул мордаху и показал подбородком вверх. Артист ткнул пальцем туда же - мол, повыше хочешь, да? Шарик энергично кивнул. Дедичев вздохнул и согласился.

Он вышел в центр арены, сосредоточился и начал подбрасывать шарик двумя руками, размашисто, с резким толчком в конце. Шарик взлетал все выше и выше, замирал в верхней точке - и опускался обратно. Артист страдал. Уголки рта скорбно опустились. Он вытягивался на цыпочки, подбрасывая шарик, он сам прыгал следом, но шарик каждый раз падал к нему. Дедичев не выдержал, схватил шарик обеими руками - первый раз за все время действительно коснулся тонкой резины, прижал к себе и обвел глазами зал. "Помогите же!" - просило его лицо. Оставил шарик висеть в воздухе, отбежал в сторону и показал зрителям: помогайте! захотите! напрягитесь! - сжатые добела кулаки прижались к груди. Я сосчитаю до трех, показал он левой рукой, - и вы, все вместе... понимаете?..

"Что делает, а! Что делает! - Саврасов восхитился. - Ведь смогут! Они уже его, все сделают, что он захочет!" - И сам ощутил волнение и готовность.

А Дедичев уже вернулся к шарику, снова держал его не касаясь - и обводил глазами зал. Готовы? Ну... Р-раз... Он сделал головой движение вверх и вниз. Два... Три!

Он весь выбросился вверх, взлетев вслед за руками, на неуловимый миг завис в воздухе - и упруго опустился на ковер.

Саврасов, захваченный общим порывом, включился по-настоящему. Отдача была, как на операции, и все же он успел заметить тот миг, когда артист застыл в верхней точке прыжка. Чуть дольше, чем должно...

А шарик, рванувшийся вверх, быстро потерял скорость, но все же продолжал всплывать. Дедичев напряженно застыл посреди арены, устремив к нему руки, зал не дышал, луч прожектора вел шарик все выше и выше, осветились тросы, растяжки, блоки - хозяйство воздушных гимнастов, потом "ребра плит перекрытия и круглое отверстие в центре купола. Голубой шарик влетел туда и исчез в вечерней темноте...

Саврасов толкнул деверь с лестничной площадки и оказался посреди длинного коридора, уходящего по дуге вправо и влево. Узкий коридор загромождали старые фанерные афиши, гуашь на них оплыла от дождей... Саврасов прислушался к себе - да, здесь, и повернул вправо. Навстречу прошла девушка, девчонка пожалуй. Лег так шестнадцати, в телесном трико, мягких тапочках и голубой пачке с блестками. Прошла, а потом окликнула:

- А вы зачем? Сюда посторонним нельзя!..

Саврасов остановился, обернулся. Как мы все любим что-нибудь запрещать! Даже в таком возрасте... Или просто тебе, сороке, любопытно? А что за любопытство к немолодому и неинтересному?