Вадим Громов - Пешки Сдвига

До указанного Германом ангара оставалось всего ничего - десятка полтора шагов. Алмаз обошёл небольшую кучу битых кирпичей, и - замер.

Перед ним находилось что-то непонятное, не поддающееся моментальному осмыслению, но вызывающему быстрое появление шершавого, сухого, и приличного по размерам, кома в горле. Шатун оказался рядом сразу после того, как Алмаз застыл, вглядываясь в непонятную находку. Всмотрелся сам, тряхнул головой, отгоняя внезапно и цепко присобачившийся к душе страх. Закрыл глаза, надеясь, что это ему померещилось, пригрезилось, и перед ним всего лишь продолговатая, и довольно широкая рытвина, глубиной примерно в четверть метра, без...

- Да что же это за...?! - До Алмаза внезапно дошло, что он видит перед собой. И его, беспощадно и незамедлительно вывернуло на землю, тугими спазмами выскребая из почти пустого желудка всё, подчистую. Шатун оказался покрепче, и просто отвернулся, не в силах смотреть на эту рытвину, во весь объём которой, было размазана грязно-красная кашица, слизь, навсегда и прочно утерявшая всё сходство с очертаниями человеческой фигуры.

Это выглядело так, словно человека под огромным давлением размазали по земле. Как большим пальцем размазывают по столу, или - по стене, насосавшегося крови клопа. Шатун вгляделся - невдалеке от этой рытвины виднелась ещё одна, и ещё... Да что здесь произошло, вашу мать?!?!!!!

Алмаз вытер губы рукавом, ощущая во рту стойкий вкус кислятины. Сплюнул, посмотрел на Шатуна, с посеревшим лицом озирающегося вокруг. У самого входа в ангар виднелась ещё одна продолговатая вмятина, углубление: заполненная всё той же, вызывающей рвотные позывы слизью. Начинающей подсыхать, и схватываться сверху мелкобугристой, трескающейся, коричневатой корочкой. На которую, уже налетали вездесущие, крупные, с зеленоватым отливом мухи: почему-то оставленные Сдвигом без каких-либо изменений к худшему. А, собственно, что ещё можно ухудшить в обычной трупной мухе?

Алмаз сделал шаг вперёд, и понял, что все странности на этом не закончились. Давленая до состояния бесформенной кровавой размазни - человеческая плоть, пахла как-то необычно. В воздухе витал какой-то пряный запах, щекочущий ноздри. Не резкий, не всепроникающий - но неотступно висящий над рытвинами с их жутким содержимым. Самым худшим было то, что он не раздражал, от него не хотелось зажать нос, и уйти как можно дальше. Он никак не сочетался с тем, чему он сопутствовал. Он не состыковывался с происшедшим, он был неправильным, неподходящим...

Дверь ангара была наполовину раскрыта, Алмаз сделал широченный шаг, почти прыжок, не желая заставлять себя, ставить ногу в рытвину, которой было не миновать тому, кто собрался зайти в ангар.

И остановился, внутренне зайдясь в тоскливейшем душевном вое. В полуметре от входа, внутреннее пространство ангара, шагов на десять вперёд - было сплошь усеяно всё теми же багровыми, разнооттеночными, чуть выпуклыми кляксами, разве что не вдавленными в землю, а расплёсканными по бетону. Пряный запах стал чуть более резким, начиная кромсать желудок новыми позывами.

Алмаз сунул нос в локтевой сгиб поднесённой к лицу левой руки, стараясь дышать как можно реже. Натужно сглотнул слюну - раз, другой. И шагнул, стараясь ставить ногу как можно твёрже, представляя, что под ним просто бетонным пол, самый банальный пол, разве что самую малость пружинящий под ногами, неправильно пружинящий, бесконечно... Без малейшего присутствия на нём чего-либо, никоим образом не должного находиться здесь, в таком количестве.

Открывший дверь до конца, чем вызвал короткий, но очень интенсивный визг ржавый петель, Шатун заглянул внутрь, закашлялся от неожиданно открывшейся ему картины: и лезущей в нос, невидимой пряной волны, хоть и заметно идущей на убыль. Алмаз, не оглядываясь, мотнул головой - "оставайся снаружи!", и пошёл, отыскивая место, о котором говорил Герман.

Налево, налево... Ангар был разбит на несколько разновеликих отсеков-закутков, возле одного из которых грудой было свалено разнообразное железо, имеющее явные следы слесарного воздействия.

Алмаз заглянул в соседнюю комнату справа он него, заваленную всяким хламом, без всяких следов сухого пайка. В комнату слева...

Упаковки нужного ему добра были заботливо уложены в чёрный тряпичный мешок, словно кто-то знал, что Алмазу так будет удобнее, лучше... Бред, чистой воды, конечно же - никто не ждал, когда он придёт, подготавливая сухпай для более удобной транспортировки, хозяин явно думал только о себе любимом. Но недавние события всё выгнули под самым неожиданным углом, поменяли приоритеты, поставили всё с ног - на уши... Вряд ли сейчас, действительно появится законный владелец провианта, и начнёт нецензурно чихвостить Алмаза вдоль и поперёк, вдобавок требуя компенсации за моральный ущерб. Алмаз был бы несказанно рад такому повороту событий. Но, с наибольшей долей вероятности, хозяин шести упаковок сухого пайка, сейчас пребывал в состоянии полной нежизнеспособности.