Андрей Завадский - Утро псового лая

– И ты тоже стал милитаристом, Слава, – печально усмехнулся Самойлов. – С каких это пор?

– Нет, я вовсе не сторонник войны, – серьезно возразил Климов. – Мне нравится жить так, как живу сейчас – в достатке и уюте, а не в постоянном страхе. Но если сейчас не думать о будущем, то совсем скоро может наступить то миг, когда все это исчезнет, и вместо светлых кабинетов мы будем сидеть в мрачных бункерах, слыша, как над головами ревут чужие самолеты. И хорошо еще, если в бункерах, а не в бараках, Аркадий.

Вячеслав уже изрядно захмелел, и сейчас речь его стала нечеткой, но он все равно управлял своими мыслями, высказывая то, о чем в иной обстановке предпочел бы умолчать, просто не решаясь вступать в спор с Самойловым.

– Я хочу жить в сильной стране, способной защитить себя от любого врага, и думаю, что многие из русских желают того же и готовы терпеть временные неудобства ради уверенности в завтрашнем дне, – с явным вызовом извлек министр экономики.

– Уже терпели, – мрачно бросил Самойлов. – Уже пытались построить светлое будущее, страдая в настоящем, но так и не построили ничего, наоборот, разрушили даже то, что было. Возможно, кто-то из простых людей, что вкалывают днями и ночами ради куска хлеба для себя и своих детей, и согласится с твоими словами, Слава, но больше будет тех, кто пошлет тебя куда подальше и хорошо, если тем все и обойдется.

Народ устал жить в нищете, и не пойдет на новые жертвы, прикрытые теми же лозунгами, которые успели набить ему, народу, оскомину еще двадцать лет назад. Я тоже хочу жить в сильной стране, Слава, поверь, и делаю все, что могу, ради того, чтобы Россия таковой стала, но всему нужно знать меру. Пока все хорошо, нам никто не грозит, и нужно пользоваться этим, восстанавливая дороги, строя новые школы и больницы, но не танки и подлодки, которых у нас пока еще хватает с советских времен.

– Ладно, мужики, будет вам спорить, – примирительно поднял руки Макаров, виновник торжества. – Все мы служим этой стране так, как умеем и как можем, и будем делать то, что принесет, пусть только на наш взгляд, пользу России. И не стоит нам выяснять, что лучше – школы или танки. Я думаю, нужно иметь и то и другое в достаточном количестве, и для этого нам придется приложить все усилия. А народ поймет, нужно только говорить ему обо все откровенно, без фальши и лжи, чтобы нам просто поверили.

– Золотые слова, Боря, – хлопнул того по плечу Строгов. – Все же хороший ты мужик. И потому давайте выпьем еще раз за нашего Бориса, пусть все у него будет хорошо! – Он поднял рюмку, приглашая всех остальных сделать то же самое.

– Спасибо, Вася, – Макаров разлил следующую и, тоже подняв, как в тосте, рюмку, произнес: – Давайте выпьем еще и за доблестные десантные войска, за то, чтобы они всегда оставались такими же грозными, но чтобы никогда не довелось парням в голубых беретах проливать свою кровь. За то, чтобы не было войны!

Они просидели за столом еще час, и за это время прозвучали самые разные тосты и самые разны слова. Но, как и все хорошее, эта встреча скоро закончилась. Борис Макаров отбыл на Северный флот, на берега холодного и сурового Баренцева моря, где его ожидал только что покинувший док авианосец "Адмирал Кузнецов". Его товарищи тоже разъехались кто куда, спеша исполнить разные замыслы и сделать многие дела. И никто из них еще не догадывался, что полупьяная беседа вскоре вспомнится многим, и слова, произнесенные в теплом полумраке русской бани в питерских лесах, изменят судьбы миллионов ни о чем таком даже не подозревавших людей.

Москва, Россия

29 марта

Они вновь сидели лицом к лицу, Максим Громов, в очередной раз посетивший футуристического вида офис "Нефтьпрома", ставший одной из ярчайших достопримечательностей столицы, поистине символом Москвы двадцать первого века, и глава этой корпорации, а также ее крупнейший акционер Гоги Берквадзе. Но в этот раз их встреча происходила без посторонних. Пусть раньше таковыми и были члены правления, все, как один являвшиеся и акционерами компании, ее совладельцами, а значит, бывшие посвященными практически во все ее тайны, те, от кого не должно было быть секретов, сегодня даже этим людям здесь не было места.

Влиятельный, считавший себя втайне едва ли не всемогущим, генеральный директор нефтяного гиганта тяжелым взглядом буравил спокойного гостя. Громов, как всегда коротко стриженый, точно армейский сержант, а не топ-менеджер государственной корпорации, был одет строго и лаконично, без излишеств, но явно со вкусом. Его черный костюм, белоснежная рубашка и серый галстук были дешевле, чем у Берквадзе, но подобраны со знанием дела и идеально подходили друг к другу и к облику их владельца. Громов был спокоен, чертовски спокоен, и это не могло не действовать на собеседника эмиссара "Росэнергии". На его чиновника абсолютно не отражались эмоции, и эта невозмутимость уже начала раздражать Берквадзе, привыкшего, что при встрече с ним теряются даже губернаторы и министры, чувствующие сильного и опасного человека. И только этот проклятый Громов, несчастный выскочка, казалось, был расслаблен и не понимал, с кем имеет честь беседовать.