Айзек Азимов - Второй Фонд

— Осторожней, девочка. Билет потеряешь. — И он взял его из ее ослабших пальцев и посмотрел на него с очевидным удовлетворением.

— Я так и думал, — сказал он, а потом заорал как бык: — Мамма-а!

Рядом с ним немедленно появилась женщина, еще приземистей, еще круглее и румянее. Она обмотала сбившийся седой локон вокруг пальца, чтобы заправить под старомодную шляпу.

— Папа, — сказала она укоризненно, — зачем ты кричишь — люди кругом! Смотрят, как на сумасшедшего. Ты что, у себя на ферме?

Она ласково улыбнулась никак не реагирующей Аркадии и добавила:

— У него манеры, как у медведя. — Затем резко. — Папа, отпусти девочку. Что ты делаешь?

Но Папа просто помахал пред ней билетом:

— Смотри, — она едет на Трантор.

Мама неожиданно просияла.

— Ты с Трантора? Отпусти ее руку, я говорю, Папа.

Она повернула набитый чемодан, который несла, и усадила на него Аркадию мягко, но решительно.

— Садитесь, — сказала она, — и дай отдых своим маленьким ножкам. Еще час не будет корабля, а скамейки переполнены спящими бездельниками. Ты с Трантора?

Аркадия сделала глубокий вдох и сдалась. Она сказала хрипло:

— Я там родилась.

И Мама радостно всплеснула руками.

— Мы здесь были месяц и до сих пор не встретили земляков. Вот славно! Твои родители… — она рассеянно оглянулась вокруг.

— Я не с родителями, — осторожно сказала Аркадия.

— Совсем одна? Такая маленькая? — В голосе Мамы сразу зазвучала смесь негодования и сочувствия. — Как это так?

— Мама, — Папа дернул ее за рукав, — дай мне сказать. Здесь что-то не так. Она, кажется, напугана. — И хотя он явно намеревался говорить шепотом, его голос совершенно четко был слышен Аркадии. — Она бежала — я наблюдал за ней, — сама не зная куда, не видя, куда. Пока я не преградил ей путь, и она не натолкнулась на меня. И ты знаешь что? По-моему, она попала в беду.

— Да закрой свой рот, Папа. На тебя кто угодно мог натолкнуться!

Но она подсела к Аркадии на чемодан, который утомленно скрипнул под добавочным весом, и положила руку на дрожащее плечо девочки.

— Ты от кого-то убегала, дорогая? Не бойся, скажи. Я помогу тебе.

Аркадия посмотрела в добрые серые глаза женщины и почувствовала, как задрожали губы. Одна часть мозга подсказывала ей, что это люди с Трантора, с которыми она может уехать, которые могли помочь ей остаться там, пока она не решит, что делать дальше, куда дальше ехать. А другая часть все громче и громче говорила беспорядочно, без всякой связи, что она не помнит свою маму, что она до смерти устала бороться со всей Вселенной, что она хочет только свернуться клубком в сильных, нежных руках, что если бы ее мама была жива, она бы… она бы…

Впервые за этот вечер она плакала, плакала, как маленький ребенок, и была этому рада, крепко прижимаясь к старомодному платью и основательно смачивая его, в то время как мягкие руки обнимали ее и нежно гладили ее кудри.

Папа стоял, беспомощно глядя на эту пару, тщетно нащупывая носовой платок, а когда нашел, его выхватили у него из рук. Мама свирепо смотрела на него, предостерегая от вмешательства. Толпы волнами омывали маленькую группу с истинным безразличием — как и везде среди разобщенной толпы. Они были действительно одни.

Наконец, слезы перестали капать, и Аркадия слабо улыбнулась, приложив к покрасневшим глазам чужой носовой платок.

— Честное слово, — прошептала она, — я…

— Шшш. Шшш. Не разговаривай, — суетливо сказала Мама, — просто посиди и немного отдохни. Переведи дух. Потом расскажешь нам, что случилось, и ты увидишь, мы все уладим, и все будет хорошо.

Аркадия собрала обрывки мыслей. Она не могла сказать им правду. Она никому не могла сказать правду… И все же она была слишком измучена, чтобы сочинять подходящую ложь.

Она сказала шепотом:

— Мне уже лучше.

— Хорошо, — сказала Мама, — теперь скажи нам, что с тобой случилось. Ты не сделала ничего плохого? Конечно, что бы ты ни сделала, мы тебе поможем, но скажи мне правду.

— Для друга с Трантора — все что угодно, — добавил Папа экспансивно, — да, Мама?

— Закрой рот, Папа, — был беззлобный ответ.

Аркадия рылась в сумке. Хоть в ней у нее оставалось что-то свое, несмотря на вынужденное спешное переодевание в апартаментах Леди Каллии. Она нашло то, что искала, и протянула это Маме.

— Вот мои бумаги, — сказала она робко.

Это был лоснящийся синтетический пергамент, выданный ей послом Фонда в день прибытия и подписанный соответствующими калганийскими властями. Мама беспомощно посмотрела на него и передала его Папе, который поглощал его содержание, поджав губы.