Джордж Мартин - Песнь о Лии

И опять это продолжалось часами. Во мне снова проснулось нетерпение, но я подавил его, потому что происходящее было очень важно. Я постарался сосредоточиться на словах Валкареньи и истории одноглазого шкина. Скоро я уже принимал ее так же близко к сердцу, как и окружавшие меня инопланетяне. Было жарко и душно, в куполе не хватало воздуха, моя куртка запачкалась и промокла - не только от моего пота, но и от пота тесно прижатых ко мне соседей. Но я не замечал этого.

Второй выступающий закончил свою речь тем же, что и первый: он долго восхвалял радость Посвящения и приближающееся Конечное Единение. Под конец мне уже почти не нужен был перевод Валкареньи, счастье слышалось в голосе шкина, сквозило в его дрожащей фигуре. А может, я безотчетно читал его чувства. Но я не могу читать на таком расстоянии, разве что душевное волнение объекта очень уж велико.

На помост взошел третий, он говорил громче других. Валкаренья не отставал.

- Это женщина. Она родила своему мужу восьмерых детей, у нее четыре сестры и три брата, всю жизнь она трудилась на земле, она...

Внезапно ее речь оборвалась - в конце длинного монолога она несколько раз резко свистнула. И умолкла. Все присутствующие, как один, засвистели в ответ. Великий Чертог наполнился жутковатым эхом, все шкины вокруг нас стали раскачиваться из стороны в сторону и свистеть. Женщина наблюдала за происходящим, приняв скорбную согбенную позу. Валкаренья начал переводить, но на чем-то споткнулся. Лори подхватила повествование.

- Женщина рассказала им о великой трагедии, - прошептала Лори. - Они свистят, чтобы выразить свое горе, показать, что они разделяют ее боль.

- Да, они выражают сочувствие, - снова заговорил Валкаренья. - Когда она была молода, заболел ее брат, и казалось, состояние его ухудшалось день ото дня. Родители велели ей отвезти брата на священные холмы, но она ехала неосторожно, и колесо телеги сломалось, и ее брат умер на равнине. Он умер, не обретя Единения. Она винит в этом себя.

Женщина снова начала рассказ. Приблизив к нам лицо, Лори переводила еле слышным шепотом.

- Она опять говорит, что ее брат умер. Она подвела его, лишила его Единения, теперь он оторван от всех и одинок, и не ушел... не ушел...

- В загробную жизнь, - сказал Валкаренья. - Не ушел в загробную жизнь.

- Я не уверена, что это правильно, - проговорила Лори. - Это понятие...

Валкаренья прижал палец к губам.

- Слушай! - сказал он. И стал переводить дальше.

Женщина говорила дольше других, и ее история была самой мрачной. Но Валкаренья положил руку мне на плечо, а другой махнул в направлении выхода.

Прохладный ночной воздух словно окатил меня ледяной водой, и я вдруг понял, что до нитки промок от пота. Валкаренья быстро зашагал к аэромобилю. Позади нас продолжалось Собрание - шкины, казалось, не знали усталости.

- Собрания длятся несколько дней, иногда недель, - сказала Лори, когда мы забрались в машину. - Шкины сменяют друг друга (они стараются не пропустить ни слова, но утомление рано или поздно берет свое, и они ненадолго уходят отдохнуть, а потом возвращаются). Большая доблесть простоять все Собрание без сна.

Валкаренья сразил нас наповал.

- Когда-нибудь я это попробую сделать, - сказал он. - Я никогда не выдерживал больше нескольких часов, но думаю, если накачать себя лекарствами, можно выдержать. Наше участие в обрядах шкинов будет способствовать большему взаимопониманию между ними и людьми.

- Да? Возможно, Густаффсон думал так же, - предположил я.

Валкаренья беспечно засмеялся.

- Ну, я не собираюсь участвовать таким образом.

Мы летели домой в сонном молчании. Я потерял счет времени, но мое уставшее тело говорило, что скоро уже рассвет. Лия прижалась ко мне и свернулась калачиком, вид у нее был измученный и опустошенный, она дремала. Я тоже.

Мы вышли из аэромобиля и поднялись в лифте. Я ничего не соображал. Забытье пришло быстро, очень быстро.

В ту ночь мне снился сон. Кажется, хороший сон, но с наступлением утра он исчез, оставив лишь пустоту и ощущение утраты. Проснувшись, я долго лежал, уставясь в потолок и одной рукой обнимая Лию, и пытался вспомнить свой сон. Но ничего не вспомнил.

Вместо сна я припомнил Собрание и снова перебрал в памяти все подробности. Наконец я высвободил руку и встал с постели. Ночью мы затемнили стекло, и в комнате все еще стоял мрак. Но я легко нашел нужные кнопки и впустил струйку утреннего света.

Лия спросонок стала невнятно возмущаться и повернулась на другой бок, явно не желая вставать. Я оставил ее в спальне и пошел в библиотеку поискать книгу о шкинах, что-нибудь более обстоятельное, чем присланный нам материал. Мне не повезло. Библиотека предназначалась для развлечения, а не для работы.