Ришар Бессьер: Властелины безмолвия

"Вы готовы, Милланд?"

"Готов".

"Начали".

Снова концентрация. Новое усилие. Новый нырок.

Теперь все принимает вид почти невыносимо блестящей сферы. Я чувствую, что получил доступ к чему-то возвышенному и таинственному. Это как будто толкаешь дверь и оказываешься в антикосмосе.

Жесточайшая боль при пересечении последнего ментального порога.

Но голос Грейсона не оставляет меня в покое... Вихрь огня...

Голова моя в конце концов разрывается и разлетается осколками.

Я дико воплю в то время как со скоростью пушечного ядра падаю в глубь бесконечного колодца.

Но вот еще секунда, и я врезаюсь в твердую землю...

Мои руки нервно ощупывают холодную и скользкую поверхность. Я оборачиваюсь, пытаясь оглядеться сквозь полумрак.

Я кричу во все горло... Я ору:

- Госпожа Ватсон!

Глава 6

Мало-помалу страх отступает. Боль исчезла. Я сажусь и касаюсь твердой поверхности стены.

Но ведь эта стена во сне. Она не должна быть твердой.

Это иллюзия, призрак стены...

Тем не менее это настоящая стена. Столь же реальная, как и мое тело. Она твердая... прочная... она...

Я сижу, с трудом переводя дыхание. Сумрак постепенно отступает. Или это привыкают глаза?.. Становится чуть светлее. Чувства мои восстанавливаются.

Легкий шорох откуда-то снизу заставляет меня вздрогнуть. В углу на земле, скорчившись, лежит какая-то фигура.

Почему-то я догадываюсь, что это человек.

Его блестящие глаза впиваются в меня с ужасом и любопытством.

- Госпожа Ватсон...

Между двумя ударами сердца я различаю ее тонкий силуэт.

- Госпожа Ватсон...

Возникает ощущение, что я только что очнулся после долгого кошмара, вынырнув в реальность из сна. Но с другой стороны, это же и был сон, будто я задыхаюсь в темной дыре как проклятый.

И между сном и явью я шепчу:

- Ответьте, госпожа Ватсон, прошу вас...

- Кто вы?

- Ничего не бойтесь, я не сделаю вам зла...

- Кто вы?

- Меня зовут Роберт Милланд. Мы с вами замкнуты в одну гармоничную систему. Я пришел, чтобы вывести вас из вашего сна...

- Что вам от меня нужно?

Голос ее дрожит от страха. Это даже не голос, а дуновение, намек на голос.

- Я пришел, чтобы помочь вам, госпожа Ватсон.

- Я не нуждаюсь в помощи.

- Послушайте меня. Необходимо, чтобы вы меня выслушали.

- Не подходите! Не приближайтесь!

Глубочайший ужас искажает ее лицо. Я останавливаюсь в двух шагах.

Я рассказываю ей о Грейсоне, о нашей попытке, об опасности, которая ее подстерегает, если она будет упрямиться, но на нее ничто не действует. Как об стенку горох.

Она недвусмысленно и четко заявляет мне:

- Вы не имеете права. Покиньте этот мир и оставьте меня в покое.

- Я не могу этого сделать. Я должен убедить вас вернуться.

- Зачем?

Стоит ли рассказывать ей всю правду? Жестокую правду, из-за которой я предпринял это путешествие. Нет, просто попробую начать сначала.

- Почему вы убили своего мужа?

С отвращением на лице, опустив голову, она начинает царапать стену ногтями.

- Замолчите. Хотя бы из жалости замолчите...

- Но была же причина? Какая? Вы должны это помнить...

- Да замолчите же вы, я этого не вынесу...

- Объясните же, черт побери!

- Неужели вам нравится мучить меня? Разве вы не видите, что я страдаю?

- Еще хуже будет, если вы станете упрямиться... тогда вы пропали... совершенно пропали...

- Оставьте меня... ради бога, оставьте...

- Госпожа Ватсон, вас подстерегает сумасшествие... Вы в это не верите и продолжаете окукливаться все больше и больше, чтобы уйти от своих воспоминаний... В убежище подсознания вы продолжаете сражаться со своими угрызениями совести, но мозг ваш болен и скоро не сможет сопротивляться. Человеческий мир внушает вам ужас, и вы охотно по своей воле прячетесь все глубже и глубже. Эти стены не что иное, как попытка вашей души отгородиться. Разве не так?

- Боже, сделай так, чтобы я умерла!

Тяжело дыша, она смотрит на меня огромными глазами и, кажется, вот-вот сорвется в нервном припадке.

- Сделайте усилие, и я вам помогу...

- Неужели вы не понимаете, что для меня это невозможно?

- Ну хорошо. Успокойтесь... Я все равно вам помогу.

Отказ ее был каким-то неуверенным, робким, не противоречащим ее ангельской, почти детской красоте.

Я готов был позвать Грейсона, но пересилил себя. В любом случае я должен был преодолеть это ослабевающее сопротивление собственными средствами.

Но взывать к разуму Валери было бессмысленно.

Я подождал некоторое время. Секунду или вечность, не знаю. Потом посмотрел вверх и увидел отверстие. Помещение, где мы находились, напоминало узкую коробку, стены которой терялись где-то вверху. Коробку, заброшенную в никуда и заставляющую задуматься, что происходит там, в вышине.