Грэхэм Мастертон - Колодцы ада

Закашлявшись, я вернулся в спальню. Но кровать меня больше не привлекала. Я не отдохнул, но смятые простыни были слишком похожи на поверхность неприятного и вызывающего ужас ночного океана.

Я позвонил в лабораторию. Дэн ушел поспать, поэтому к телефону подошла Рета, - она еще работала с пробами воды. Она была удивлена, что я не сплю.

- Когда я один, я плохо сплю, - сказал я ей. - Если надумаешь, приходи - поможешь мне отдохнуть. Во имя безопасности общества, конечно.

Она мягко рассмеялась. Она могла бы быть независимей и холодней, чем Шелли, да и в три раза умней нас вместе взятых, но опускалась до ответов вот на такие неподобающие предложения. Мне это нравится в девушках. Особенно когда они ловят меня на слове. Но Рета, конечно, этого не сделала. Она была занята спасением мира от племени доисторических омаров. Она сказала:

- Дэн очень беспокоится насчет того, что происходит. Он думает, что это заболевание, которое консервировалось долгие годы. Как в Лондоне, когда там раскопали массовые захоронения умерших от черной смерти три столетия назад и два рабочих заболели чумой.

- Он так думает? - спросил я ее.

- Он не уверен. Мы проведем еще несколько анализов с мышью, но уже ясно, что это больное животное.

Я потер глаза.

- Об этом заболевании кто-нибудь раньше слышал?

- Я проверяю, сказала Рета, - но сложно прийти к какому-либо заключению. Но я кое-что обнаружила.

- Например?

Она полистала блокнот.

- Ну, например, я звонила сегодня знакомому палеонтологу. Он сказал, что экспедиция Курье в 1954 году нашла в Центральной Африке семь или восемь окаменевших животных, и что двое из них, хотя были раньше млекопитающими, родичами оленей, имели черепа и передние конечности, как у ракообразных. Было впечатление, что они превратились из млекопитающих в ракообразных или, возможно, наоборот.

- Доказано было что-нибудь?

- Ничегошеньки. Были какие-то незначительные споры в Уэндельском институте, но в конце концов их определили как мистификацию или абсолютно случайную мутацию. На самом-то деле они просто не подводились ни под одну из известных теорий развития млекопитающих и проще было их опорочить и забыть.

Я отпил немного виски и поинтересовался:

- Это все?

- Еще одна вещь, - сказала Рета. - В Катеке, в Индии, в 1925 году была вспышка так называемой проказы, но английский доктор, который лечил большинство пациентов, написал отчет, в котором говорилось, что это была вовсе не проказа. Он писал, что это была форма окостенения, - ну, ты знаешь, что-то вроде костяных наростов. Он решил узнать, что вызывает это окостенение и в конце концов решил, что источник болезни - местная питьевая вода. В том году были сильные муссоны и реки вышли из берегов и залили колодцы и систему каналов.

- Как он описал это окостенение? - спросил я у нее. - В какой форме это проявлялось?

- Он сделал больше, - ответила Рета. - Он приложил чудесное описание с рисунками.

- Он сделал рисунки?

- Конечно, - сказала она. - И что самое ужасное, его отчет потеряли лет двадцать назад. Его взяли из библиотеки Гарвардского института и не вернули.

Я потянулся за сигарой и закурил.

- Какая жалость, черт возьми! Я бы хотел посмотреть эти рисунки, даже если это не то, что было у Оливера Бодина.

- Знаешь, я тоже посмотрела бы, - сказала Рета. - Но мне все-таки удалось достать кое-что. Я позвонила своему преподавателю, он на пенсии и живет в Майями. Он видел этот отчет, когда был студентом. Он думал, что это врач, Остин, сошел с ума и не уделил отчету особого внимания. Но он помнит один необычный отрывок.

- Какой? - спросил я.

- Он сказал, это было в том месте, где Остин описывает пациента, к которому он ездил на реку Махднади в 1925 году. Остину пришлось проехать пятьдесят миль через стену дождя и грязи, прежде чем он нашел эту деревню, и он сильно устал, когда все-таки добрался туда. Так что его впечатления могут быть искажены из-за усталости. Его отвела в отдельно стоящую хижину на краю деревни какая-то старуха. Хижина была погружена в полумрак, на окнах были занавески, а на двери висел полог. На кровати кто-то лежал, но Остину сложно было что-нибудь разглядеть, а старуха настаивала, чтобы он не приближался к больному и не осматривал его. Остин написал, что он различил в темноте тяжелую закостеневшую голову и руку, которая в сечении походила на овал и имела тускло отсвечивающую кожу. Также он писал, что голос пациента был хриплым и его сложно было понять.

- Продолжай, - сказал я ей. Описание ракообразного пациента вызывало у меня беспокойство. Прикрывая глаза, я видел перед собой закостеневшие бедра и ягодицы Оливера Бодина и панцирь в ванной.