Что? Да я тебе втолковываю, бабочка ты этакая, что пялилась она вовсе не на сумку, которая спокойно висела себе на моем левом боку. Эта косоглазая всеми четырьмя глядела на мой маленький симпатичный пупик . Что? Ну, вы меня простите, Молчаливая-Бабочка-С-Очень-Тупой-Мордой, но мне надо было сообразить, что у бабочек пупиков нет. Пупок. Ямочка в животе. Теперь ясно? Что? Ну, может, мне совсем опохабиться и разъяснить бабочке, которая привыкла штупить цветочки, что мы совокупляемся пупиками ? Женщина вставляет длинный средний палец нижней правой руки прямо в пупик и делает туда-сюда, и вот так мы штупаемся . И тебе это обязательно было знать? Обязательно… Пошляк ты и похабник.
Хотя все же не такой, как эта нафке , шлюха, блудница вавилонская.
— Слушайте, — говорю я, — вы таки меня извините, но я не из этой породы. Я себя для соложниц берегу. Ну, вы-то меня, наверное, поймете. Кроме того, опять же извините, но я с незнакомками не штупаюсь . И вы бы с этого большой радости не поимели, я вам точно скажу. С Евзисем штуп никуда не годится, всякий подтвердит. Вам мой пупик вовсе не понравится, совершенно. Что бы вам не взять пару монет и не потратить их на Касри… на Бромиосе? Может, такая красотка там начала бы свое дело.
Слава Богу, Он не поразил меня громом в задницу за то, что я назвал красоткой эту пошлую косоглазую гойише нафке .
— Так тебе нужен Кадак или нет? — спрашивает она, глядя на две вещи одновременно.
— Пожалуйста, — всхлипнул я.
— Не плачь. Сеймул мой Бог, я верую в Сеймула.
— А он-то здесь при чем?
— Мы последние из верных нашей Церкви. Мы намерены оставаться на Зухмуне до Перемещения. Так приказал Сеймул. Мне этого не пережить. Я понимаю, какие катаклизмы творятся, когда планету выводят с орбиты.
— Ну так смывайся, — предложил я. — Что вы за дебилы такие?
— Мы — верные.
Это меня заткнуло ненадолго. Даже гои , даже психованные поклонники этого Шмуэла таки должны во что-то верить. И это правильно. Но очень тупо.
— Ну а меня это каким боком касается, дамочка?
— Я хочу трахнуться.
— Ну так пойдите в Собор и штупните кого-нибудь из своих собратьев!
— Они молятся.
— Кому? Статуе вроде ковыряющего в носу здорового жука, в грязи и дреке ?
— Не оскорбляй Сеймула.
— Да я лучше язык себе отрежу.
— Этого не надо, а вот пупок подставь.
— Что вы за похабень несете, дамочка?
— Тебе нужен этот Кадак или нет?
Не стану рассказывать о последовавших непристойностях. Мне стыдно даже думать об этом. Ногти у нее были грязные.
Скажу только, что, когда она кончила терзать мой пупик и я рухнул у стены из кизяка со стекающим по животу розовым шмуцем , я узнал, что Кадак оказался Отступником не менее паршивым, чем евреем. Как-то раз он взбесился, точно как тогда в синагоге, и принялся кусать статую ихнего жучьего бога. Прежде чем его оттащили, откусил Шмуглю коленную чашечку, так что из Церкви Кадака выставили. Нафке знала, что случилось с ним дальше, потому что он пользовался ее услугами ( брех от такой мысли можно) и кое-что ей задолжал. Так что она последовала за ним в надежде выколотить долг и видела, как его бросало от религии к религии, пока Кадака не приняли Рабы Камня.
Ну, я встал, как мог вымылся в фонтане, произнес пару кратких молитв, чтобы не заразиться от той грязи под ногтями, и пошел искать Рабов Камня, то есть этого проклятого Кадака.
Катился я неровно, прихрамывая. Знаешь, ты бы тоже хромал, если бы тебя так изнасиловали. Только представь на секунду, как бы ты себя чувствовал, если бы цветочек взял тебя за тухес и загнал бы свои тычинки-пестики тебе в пупик ? Что? Ну, чудно. У бабочек нет пупиков .
Вот стою я тут в песках и болтаю с тобой, а ведь это далеко не самое приятное, что бывало со мной в жизни.
Рабы Камня собрались в лощине сразу за городской чертой Хумица. Губернаторы их в город не пускали. И не зря. Если вам кажется, что Отступники — настоящие ублюдки, то поглядели бы вы на Камни. Такие красавчики!..
Они превратились в большие камни. С языками, как веревочки, футов по шесть-семь, завернутыми вовнутрь. И когда мимо, жужжа, пролетает крендл, или зинай, или бычья муха, — хлюп! — выстреливает этот уродливый язык и хватает муху, и заматывает в себя, и возвращается, и размазывает муху по камню, и камень становится мягким и пористым, как гнилой плод, и всасывает в себя весь дрек и всю мерзость. Такие лапочки, эти Камни. Я так и ожидал, что Кадак превратится во что-нибудь этакое, когда ему станет тошно быть собой. Ох, спасибо тебе, реб Иешая, за прогулочку.
Читать дальше