Александр Логачев - Красный терминатор, Дорога как судьба

- А буром об косяк, - сказал Назаров. - Еду с вами. Разве ж выбор есть!

- Вот и лады. Я знал, что ты согласишься. Велел для тебя по дороге лошадь реквизировать и оседлать. Хороший конек, не брыкливый. Ты таких любишь.

- Когда выступаем? - перебил его Назаров.

- Через пару часов. Людям надо поесть, а мне - акт составить. Донести в уезд, что здесь случилось. Мне пока что так представляется. Напала банда на товарищей, в дом зашла, а самый сознательный из наших, понимая, что никому живым уже не уйти, сам себя динамитом подорвал. Вместе с бандой. Жили как собачьи дети, а умерли героями, ничего не попишешь.

- Это точно, - сказал Назаров.

- Ладно, собирайся. Я за тобой заеду.

Назаров и Медведев вышли во двор. Вокруг дотлевающей Усадьбы суетились не только вдовушки, но и зиминские мужики. Они искали, чего сохранилось от комбедовского добра, чего можно унести с собой. Только один не принимал участия в хозяйственных хлопотах. Это был Тимофей Баранов. Он занимался делом, которому отдал немалую часть своей жизни, а именно - просто глазел. На дымящиеся развалины, на воющих баб, на красноармейцев.

- А ты чего ничейное имущество не грабишь? - удивленно спросил Тимофея красный командир.

- Странно как-то получилось, - молвил на это Тимофей. - Был вчера дом. А сегодня, глядишь, его и нету. Я к этому пока еще не привык.

- Ты бедняк?

- А то как? Кто скажет, что я когда-то богатым был? - Тимофея поразил этот вопрос. Можно было подумать, его спросили - почему у него, у Тимофея Баранова, две руки, а не три.

- Хорошо. Будешь новым председателем комбеда. Сельский сбор потом проведешь и свое избрание подтвердишь, у меня на это времени нет. Обязанности простые - хлеб собирать, за порядком следить. Насчет хлеба приедут и объяснят. Если какой кулак или прочая контра пойдет против власти - на телегу его и в уезд. А самим никаких художеств, - Медведев ткнул пальцем в направлении разрушенной Усадьбы и валявшихся вокруг трупов. - Еще одна такая история - разместим у вас гарнизоном революционную роту, и будете вы ее кормить до полного торжества рабочего класса во всем мире.

Тимофей некоторое время стоял на месте, используя правую пятерню вместо гребенки. Однако теперь мыслеобмен в его голове совершался с повышенной интенсивностью.

- А красную звезду мне дадут? - наконец сказал он.

- Дадут. Вася, - обратился Медведев к своему юному ординардцу, поищи-ка, остались ли у нас еще красные звезды.

- А красный флаг?

- Сам найдешь. Пройдись по избам, увидишь красный кусок побольше конфискуй. Мужики у вас, как и повсюду, столько барского добра нахватали, хоть над каждой избой флаг вешай.

Тимофей еще немного подумал о своих новых обязанностях и засеменил вниз по тропинке, вниз к селу.

- Все в порядке, Федя? - сказал Никита Палыч, когда Назаров вошел в избу.

- В порядке. Уезжаю на службу. Хотел отказаться, да не смог.

Картину, которую далее можно было наблюдать в избе, более образованный человек назвал бы "немой сценой".

- Как же так? - еле выдавила из себя Лариса.

- Пришлось. Сказал мне старый боевой друг: или в тюрьму, или к нему на службу. Я в тюрьму не хочу. Бывать там приходилось.

- Федя, а может, ты огородами да в лес? - сказала Фекла Ивановна.

- Я не привык от власти прятаться. Если что, так сам ей навстречу иду, разбираюсь, кто прав, кто виноват. Вора, что властью прикрывается, я всегда скручу с удовольствием. С самой же - не ссорюсь. Да и родню под беду подводить не хочу.

- Да не устраивайте вы по мне поминки! - как можно более бодрым тоном воскликнул Федор. - Я ж рядом буду, наезжать стану при первом удобном случае, еще и надоем. Медведев сказал, что пристроит меня военным инструктором. Так что дальше уезда не поеду. Я уже настрелялся вдоволь, так что на Дон меня большевики не заманят.

- Дай-то Бог, - сказала Фекла Ивановна и перекрестила его.

Пока он говорил, старуха даром времени не теряла. Она быстро собирала все, что, по ее мнению, должно было пригодиться Федору вдали от дома: исподнюю одежку, что всегда лучше казенной, мелкую портновскую принадлежность и, конечно, как можно больше провианта, так как тогда даже в самых далеких деревнях знали о городской голодной жизни. На подоконнике, на лавке, на столе вырастали мешки, свертки, мелкие увязки.

- Давайте примем на дорожку, - предложил Никита Палыч, доставая из буфета бутыль.

- Я буду вас очень и очень ждать, - с трудом произнесла Лариса, видно было, что она едва сдерживается от того, чтобы не разрыдаться в три ручья.