Артур Кларк - 2061 - Одиссея Три

– И все эти чудеса были уничтожены – чтобы создать Люцифер?

– Да. Виды, населяющие Юпитер, подверглись сравнению с жителями Европы – и сравнение оказалось не в их пользу. Возможно, в окружающей их газовой среде им никогда не удалось бы достичь уровня настоящего разума. Но следовало ли обрекать их на уничтожение из-за этого? Мы с ЭАЛом все еще не нашли ответ на этот вопрос; это одна из причин, почему мы нуждаемся в твоей помощи.

– Но как мы можем сравнивать себя с Монолитом, пожравшим Юпитер?

– Он всего лишь инструмент; он обладает колоссальным разумом, но у него нет сознания. Несмотря на все его могущество, мы все – ты, ЭАЛ и я – превосходим его.

– Мне трудно в это поверить. Но ведь что-то создало этот Монолит?

– Мне довелось однажды встретиться с этим – или с той его частью, которую я был в состоянии выдержать, – когда «Дискавери» прилетел в Юпитеру. И оно послало меня обратно – таким, каким я стал сейчас, – чтобы служить ему на этих мирах. С тех пор я ничего не слышал о нем; теперь мы одни – по крайней мере пока.

– Это ободряет меня. Монолита более чем достаточно.

– Но возникла иная, более значительная проблема. ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ.

– Не думаю, что меня можно чем-то еще напугать …

– Когда гора Зевс столкнулась с Европой мог погибнуть весь этот мир. Столкновение не было запланировано – более того, его нельзя было даже предугадать. Никакие расчеты не могли предсказать ничего подобного. В результате столкновения были опустошены огромные площади морского дна на Европе, уничтожены целые виды – включая те, на эволюцию которых мы очень надеялись. Перевернулся даже сам Монолит. Не исключено, что он получил повреждения, а его программы искажены. Они, несомненно, не были в состоянии предвидеть все случайности; да и возможно ли это во Вселенной – практически бесконечной, где Случай может всегда нарушить самые тщательные планы.

– Это верно – как для людей, так и для монолитов. – Мы трое должны стать управляющими непредвиденным, равно как и стражами этого мира. Ты уже встречался с Амфибиями; тебе еще предстоят встречи с Существами, закованными в силиконовую броню, питающимися лавовыми потоками, и Пловцами, снимающими морские урожаи. Наша задача – помочь им развить потенциальные возможности – или здесь, или где-нибудь еще.

– А как с Человечеством?

– Бывали моменты, когда мне хотелось вмешаться в их жизнь – но предупреждение, данное Человечеству, распространяется и на меня.

– Мы соблюдали его не слишком тщательно.

– Достаточно тщательно. А пока, нам нужно сделать многое, прежде чем закончится короткое лето Европы и снова придет длинная зима.

– Сколько у нас на это времени?

– Мало; меньше тысячи лет. И мы не должны забывать о судьбе жителей Юпитера.

Знаменитый небоскреб, возвышающийся над лесами Центрального Манхэттена в одиноком великолепии, почти не изменился за прошедшую тысячу лет. Он составлял часть истории, и его сохраняли в благоговейном почтении. Подобно всем историческим памятникам, его уже давно покрыли тончайшей алмазной пленкой, чтобы исключить разрушительное действие времени.

Те, кто когда-то присутствовал на заседании первой Генеральной Ассамблеи, никогда не смогли бы предположить, что прошло больше девяти столетий. Их могла бы, однако, заинтриговать совершенно ровная черная плита, стоящая посреди плазы и почти копировавшая очертаниями здание ООН. Если бы – подобно всем остальным – они протянули руку и коснулись ее, их озадачила бы легкость, с которой их пальцы скользнули по черной как смоль поверхности.

Но их еще больше бы озадачили – нет, привели в благоговейный восторг изменения, происшедшие в небе…

Последние туристы ушли час назад, и плаза совершенно опустела. Небо было безоблачным, и уже виднелись наиболее яркие звезды; свет звезд послабее меркнул в лучах крошечного солнца, сиявшего в полночь. Свет Люцифера отражался не только от черного стекла древнего здания; его лучи освещали и узкую серебряную радугу, пересекавшую южную часть неба. Вдоль и вокруг нее двигались – очень медленно – крошечные огоньки: шло общение всех миров Солнечной системы, расположенных между ее двумя солнцами.

И если очень внимательно присмотреться, можно было различить тонкую нить Панамской башни – одной из шести алмазных труб, связывающих, подобно пуповине. Землю с ее рассеянными в космосе детьми, – которая на двадцать шесть тысяч километров протянулась вверх от экватора, чтобы соединиться с Кольцом Вокруг Мира.