Виктор Федоров - Метагалактика 1993 № 3

— Мне кажется, мистер Хьюз, что это очень простое лекарство, — пытался протестовать я, когда на столе появилась большая бутылка столь почитаемого в этом доме крепчайшего заокеанского рома.

— Даже очень простое на первый взгляд средство нередко оказывается самым действенным, особенно в случаях, подобных вашему, — тоном знатока ответил Хьюз, — когда вы займетесь чем-то посторонним, смените климат и почувствуете от этого настоящий азарт, тяжесть быстро исчезнет из вашей груди, как растворится и то, что порождалось вашим воображением.

— Я не знаю, как согласиться с вами, мистер Хьюз, но неужели вы действительно думаете, что я стал жертвой только лишь проклятого, бредоподобного наваждения, и ни Джонатана, заживо растерзанного огромными крысами, ни мерзкого голубого дракона, ни мисс Дортон на самом деле не существовало. Лично я скорее отрублю себе руку, чем поверю в это.

— Как вам известно, в некоторой степени я занят научной работой, сэр, и верить в сверхъестественное не мой удел, — спокойно отрезал Хьюз. — Что касается вашего слуги Джонатана, то я давно подозревал, что у несчастного старика помутился рассудок и, кстати, неоднократно говорил об этом сэру Роберту. Исходя из этого, я вполне допускал возможность, что по вине слуги в доме действительно могло произойти нечто непонятное.

— Хорошо, мистер Хьюз, допустим Джонатан был болен душой и не ведал, что творил. Но ведь сейчас мы говорим не о нем, а обо мне. Неужели и я…

Словно давая мне возможность успокоиться, старый археолог сознательно тянул с ответом, вернувшись к разговору только после новой рюмки рома.

— Раньше, сэр, я как-то не решался об этом даже намекнуть, но теперь вижу, что этот час настал. Имея честь состоять в близких приятельских отношениях с вашим братом Робертом, я еще год назад сделал открытие, кажущееся на первый взгляд сущим безумием. Отличаясь, как никто другой, весьма ранимой впечатлительностью и богатым воображением, сэр Роберт обладал способностью усилием воли переносить плоды своего воображения на любого, кто его окружал, в результате чего этот другой начинал мыслить категориями сэра Роберта. Он видел, слышал и чувствовал то, что было порождено только лишь восприятием вашего брата, передававшееся с помощью редчайшего таланта к глубокому внушению. Да, сэр, я знаю, что моя система объяснений выглядит весьма шаткой, но я абсолютно уверен, что и тот ночной преследователь в обличий старого Хугнера, о котором я вам рассказывал, есть порождение той же магической воли, заставившей меня воспринять то, чего нет. Следующим оказались вы.

— Может, все это и так, мистер Хьюз, — мрачно промолвил я, все более погружаясь в состояние хмельного безразличия, — однако вычеркнуть из головы пережитое мне дадут возможность лишь бесспорные факты, для чего я должен вернуться в «Поющий Камень».

— Как мы договаривались, в ближайшие дни вы постараетесь даже не помышлять об этой затее, — раздраженно заметил Хьюз, быстро смягчившись, — теперь, сэр, вам нужен только отдых и покой. Особенного комфорта я вам не гарантирую, но спокойный, ничем не нарушаемый сон в этом доме будет обеспечен, когда вы того только пожелаете. А вот, что касается поместья, то если вам угодно, я сам съезжу туда, и уж поверьте, привезу оттуда самые достоверные свидетельства своей правоты.

Уже сейчас я довольно хорошо представлял во что превратятся для меня часы ожидания той страшной минуты, когда старый археолог вернется из моих владений. Видя в этом чуть ли не повторение вчерашних ужасов, я сделал несколько робких попыток удержать Хьюза от своего же собственного замысла, однако усталость и подавленность в конце концов заставила меня слабым кивком головы согласиться. После этого, допив ром, я переступил порог невероятно тесной, узкой комнатушки, где тотчас погрузился в самый глубокий и продолжительный в своей жизни сон, уже не слыша ни отъезда Френсиса Хьюза, ни его возвращения.

Только на завтрашний день, за поздним ужином мы вернулись к тяжелому для меня разговору, на что я решился далеко не сразу. Поначалу всеми силами я пытался угадать настроение Хьюза, подозрительно присматриваясь к выражению лица, прислушиваясь к интонации и даже следя за тем, как держал он в руке вилку или нож. Полная несостоятельность этих наблюдений проявилась очень скоро — старый археолог, к моей досаде, решительно ни в чем не проявлял и намека на беспокойство, битый час рассуждая об огромной значимости и достоинствах своего домашнего музея. Он продолжал оставаться все тем же жизнерадостным, увлеченным и беспечным стариком даже тогда, когда не выдержав неизвестности, затаив дыхание, я напрямую спросил его о вчерашней поездке в поместье.