Владимир Медведев: Земляной ключ

Одни цветы. А овощей сажать не буду. Проснулась я непривычно поздно. Разбудили голоса за открытым окном. Выглянула - оказалось, это Сергей с Иваном. - Зашли посмотреть, как ты с подземным царством воюешь. Роксай вскочил и бросился к двери. Он ничуть не сомневался, что гости пришли именно к нему. Я накинула халатик и вышла на крыльцо. - Так ты все же решила перевернуть плиты? - встретил меня вопросом Сергей. - Какие? - я оглянулась. Две плиты напротив кухонного крылечка были сдвинуты с места и лежали краями одна на другой. Словно кто-то пытался их приподнять, да бросил, не осилив. А дальше, у туалета, еще один бетонный квадрат откинут в сторону и лежит на пашне. - Я их не трогала, - промямлила я. Иван с Сергеем переглянулись. - Ну тогда Кувыка, - сказал Иван. - Больше некому. Внутри у меня все похолодело. Час от часу не легче. - Какой Кувыка? - Земляной дедок, - пояснил Иван. - Мы тебе сразу о нем говорить не стали. Думали, обойдется. Он давно уже в наших местах не появлялся... - Да что за дедок?! Как он выглядит? Я и сама слышала, как в моем голосе пробиваются истерические нотки, но никак не могла с собой совладать. - Никто толком не знает, - сказал Сергей. - Вот увидишь и нам расскажешь. "Ну и шуточки, - подумала я. - Типун тебе на язык!" - Говорят, он любит баб щекотать за причинное место, - сказал Иван. Присядет какая там, где не положено, а он из земли высунется и забавляется. А может, мокрого не любит и проверяет, откуда это водичка льется. Вспомнила я свой ночной визит под сосну и стало мне не по себе. - Да ты не бойся, - успокоил Иван, догадавшись, о чем я подумала. - Это мужики, чтобы над девками подшутить, рассказывают. А на самом деле Кувыка пола не разбирает. Утаскивает под землю всех подряд - что мужчин, что женщин... - У-тас-ки-ва-ет? - переспросила я. - Ну да. Нас даже в детстве пугали: "Не будешь слушаться, тебя Кувыка под землю утянет". - Так то пугали... - я старалась рассуждать спокойно. - А было, чтобы он кого-нибудь утащил? - Лет пять назад Семен Вяхирев из Криулина пропал. Милиция его искала, не нашла. Вот его, говорили, вроде Кувыка унес. - Семена потом в Павловом Посаде на рынке видели, - вмешался Сергей. - Может, и видели, - сказал Иван. - Это ничего не значит. - Что же, и он превратился? - фыркнула я. - В кого? В упыря подземного? По-моему, товарищи дорогие, вы меня разыгрываете. Иван с Сергеем переглянулись. - А зачем, - сказал Иван, - нам тебя разыгрывать? Тут, Оля, дело такое... Не до шуток. - Слышь, Ольга, а не продать ли тебе участок? - сказал Сергей. - Купишь другой где-нибудь поблизости. - Дудки, - отрезала я. - Что же это получается? На работе меня вытолкнули в отпуск без содержания и, того и гляди, вовсе сократят - КБ наше на ладан дышит. Дом на Сретенке, где мы прежде жили, купила какая-то фирма, и нас всех расселили - кого в Чертаново, кого в Братеево. А теперь нечисть подземная выживает меня с моего собственного клочка земли. Нет, не дамся я. Буду стоять до последнего. - Это хорошо, - одобрил Сергей. - Тогда давай пахать. Неси лом. Я слазила в подсобку за инструментом, и мы, одну за одной, отвалили все плиты и переворошили слежавшуюся под ними почву. Плиты мы выстроили рядком вдоль штакетника, поставив их на ребро. Вкупе с развороченной землей это придало дворику осадный вид. Последний плацдарм... Погибаем, но не сдаемся. - Ольга, идите-ка вы все к нам ночевать. С собачкой, - предложил Иван, поглаживая Роксая. - А завтра посмотрим, что и как. - Нет, - твердо сказала я. - Спасибо. - Ну что ж, - с сомнением проговорил Иван. - Земля вроде вся перекопана. Неожиданностей быть не должно. Мужики опять переглянулись, попрощались и ушли. Остаток дня тянулся долго. Наверное, потому, что мы с мамой ничем толком заняться не могли. Все валилось из рук. Да и привычного дела - возни с растениями - я лишилась. Ночи мы ждали, как новобранцы наступления противника. Сжав зубы и борясь с мандражом. Опасности, казалось бы, никакой - мы перекрыли врагу все подходы. Но все равно страшно было до чертиков. Стемнело. Я запаслась оружием: на всякий случай принесла в дом топор и косу. Заперли мы покрепче дверь и сели коротать вечер. Мама принялась раскладывать пасьянс из двух колод, а я взяла книгу и забралась с ногами на тахту. Читать не читала, а больше прислушивалась. Роксай повертелся, повертелся, но поняв, что ничего интересного не будет, прилег на подстилку и задремал. Старенький ВЭФ на подоконнике негромко бормотал задушевными дикторскими голосами, перемежающимися шорохом и музыкой, и эти привычные звуки убеждали нас, что в мире все хорошо и благополучно и что нет на свете ничего страшного... Ох, как хотелось в это поверить! Наконец приемник пропикал и объявил: "В Москве - полночь". - Ну все, - я закрыла книгу. - Пора на покой. - Подожди, - остановила мама. - У меня как раз пасьянс начал сходиться. И тут началось... Под полом что-то завозилось, а затем в левом углу, у самой стены, раздался глухой удар - такой сильный, что дом дрогнул. Мама ойкнула и неизвестно зачем смешала разложенные на столе карты. Роксай взвыл и взлетел на полметра над своим матрасиком. Кажется, бедная собака со страху начала левитировать, как индийский йог. А я схватила топор, лежащий рядом на тахте. Тишина. - Оля, что это было? - пролепетала мама немного погодя. - Не знаю, - процедила я, не выпуская из рук топор. - Возможно, очередной персонаж подмосковного фольклора. Подземный дедушка заигрывает с нами. - Заигрывает?! К ужасу в маминых глазах прибавилось недоумение. - Это шутка, - проговорила я с досадой. - Не бери в голову. Роксай, ощетинив загривок, смотрел в угол и захлебывался хриплым рычанием. Под полом резко скрипнуло. Кррк... Я всмотрелась в угол. Крррк... Левая сторона крайней половицы дрогнула и слегка приподнялась. Так вот что это скрипит! Гвозди... Только злость на саму себя помешала мне испугаться до потери пульса. Дура, растяпа! Перекопала весь участок и забыла о том, что под домом - тоже земля. Нетронутая. И нас от нее отделяют только доски, кое-как приколоченные к лагам. Кррк... - Мама, поднимайся наверх, - негромко сказала я, не сводя глаз с приподнимающейся доски. - Нет, нет, - задыхаясь, прошептала она. - Я тебя одну не оставлю. - Мама!!! - заорала я не своим голосом. - Иди наверх! И мама, как ни странно, послушалась. Я услышала, как она, оступаясь, ковыляет по комнате и медленно взбирается по деревянной винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Кррк... Половица с противным взвизгом косо подскочила в воздух и, как грабли, брошенные зубьями вниз, опустилась на торчащие из нее гвозди. Под полом удовлетворенно хмыкнули, и следом заскрипела и закачалась соседняя доска. Позади меня забухали вверх по лестнице тяжелые торопливые шаги - это Роксай дезертировал с поля боя. Вторая половица оторвалась быстрее первой. Щель между досками раздвинулась, и оттуда выползло нечто среднее между щупальцем и длинным извилистым корнем, покрытым тонкими корешками и отростками. Было оно мертвенно-розового цвета. Корень-щупальце покачался стоймя, как диковинное растение, потом опустился на пол и с тихим шорохом пополз ко мне. Я взвизгнула, отскочила в сторону и что было сил рубанула топором. Мне приходилось корчевать корни, и я подсознательно ожидала, что и этот будет твердым и жилистым. Но он перерубился легко, и лезвие топора увязло в полу. Культя юркнула обратно в щель, и оттуда послышалось огорченное хмыканье. Обрубок остался лежать совершенно неподвижно. Из него сочилась какая-то сероватая сгущенка. Я выдернула топор из половицы и встала наготове. Доски раздвинулись пошире, оттуда высунулся тоненький корешок, подхватил обрубок и уволок под пол. - Ну давай, лезь, - прошептала я. - Мы тебе покажем Кувыкину мать. Но Кувыка, если это был он, притаился. Неужели ретировался, получив отпор? То-то... Это тебе не баб за ляжки хватать! - Оленька, что там? - еле слышно донеслось сверху. - Все в порядке, мама, - бодро крикнула я. - Ушел. И тут из-под пола вновь вынырнул длинный тонкий корешок. Двинулся было ко мне, потом замер в нерешительности. Прополз сантиметров двадцать вперед, затем дернулся назад. Застыл на месте. И вот отважился наконец! Пошел в наступление. Я приподняла топор повыше... Нет, опять отступил. Дразнит или боится напасть? Я стремительно шагнула вперед и хватила топором по зловредному отростку. Он даже отскочить не успел. Вот тебе!.. Мое оружие, как и прежде, глубоко засело в полу. Я ухватилась за топорище обеими руками, чтобы потянуть поудобнее, но в этот миг из щели вылетело, как молния, волосатое щупальце. Оно обвилось вокруг топора (я едва успела отдернуть руки), с легкостью извлекло его из половицы и утащило под пол. А там, внизу, Кувыка, если это был он, злорадно хмыкнул. - Ах ты, морковка поганая, - сказала я растеряно. - Топор украл. Я так увлеклась битвой, что даже бояться перестала. И, как тут же выяснилось, напрасно. Корень вылетел вновь, ухватил меня за ногу и потащил к щели. Сама не понимаю, как мне удалось сохранить равновесие. Я нагнулась и попыталась сбросить корень с лодыжки. Он был теплым! И гнусно содрогался. Тьфу, какая пакость!.. Кувыка оказался очень силен. Освободиться мне не удалось. Неловко переступая свободной ногой, чтобы не упасть, я с ужасом смотрела, как приближается щель. В тот миг меня страшила не столько перспектива оказаться под землей в объятиях Кувыки, сколько яркое видение того, как он протаскивает меня, обдирая кожу и мясо, сквозь узкий проем между половицами. А он все тянул и тянул с механической неумолимостью лебедки. Спасла меня табуретка. Я ухватилась за нее, как за последнюю соломинку. Держа табуретку за ножку, я неистово замолотила ребром сиденья по щупальцу. Кувыка болезненно захныкал. На, получай! Еще и еще... Щупальце разжалось и уползло. Шатаясь, я отступила назад, к лестнице. Лодыжку правой ноги, окруженную красной круговой ссадиной, жгло как огнем. Но это ничего. Второй раунд тоже за нами. Третий начался безо всякого сигнала. Я успела лишь схватить косу, стоящую возле лестницы, и взять ее на изготовку. Кувыка выпрыгнул из-под пола, как чертик из табакерки. Непонятно, почему он вначале так долго трудился над половицами. Теперь он проломал себе выход мгновенно. Мне показалось, что под полом разорвалась граната. От рваного пролома во все стороны полетели осколки досок. Одна из половиц не сломалась, а отодралась по всей длине и взлетела в воздух, встав диагонально, наподобие поднятого шлагбаума. Верхний ее край шарахнул по стеклянному светильнику под потолком. Лампочка выстрелила. Свет погас. Кувыка угрожающе надвигался на меня в полутьме. В отсветах, падающих из открытой двери второго этажа, я сумела различить только спутанную массу щупальцев. Словно кто-то вырвал из земли большое дерево, ухватил его за комель и тычет в меня корнями. Я замахнулась косой, но вовремя остановилась. Потеря топора была хорошим уроком. Нет, здесь мне с ним не сладить. Если Кувыка отнимет у меня и косу, то... Я отступила к лестнице и стала осторожно подниматься наверх, не поворачиваясь к чудищу спиной и нащупывая ногами ступеньки. Не упасть! Не упасть! Если упаду - это конец... Кувыка, похмыкивая, двигался вслед, но держался пока на отдалении. Не любит, знать, косу, мразь подземная. Хрипло и прерывисто дыша (Боже, как мне было страшно!), я ввалилась спиной вперед в дверь верхней комнатки и остановилась в шаге от порога. Вот они, мои Фермопилы. Лягу костьми, но дальше врага не пущу. Закрыть дверь? Бесполезно. Он просто разобьет ее в щепки. Буду стоять и косить его до тех пор, пока... Но дальше сознание замолкало, как партизан на допросе, и отказывалось что-либо воображать. Никакого "пока"! В распахнутый дверной проем пророс целый пук растопыренных корней. Толстых и тонких. На отростках толстых щупальцев болтались комочки земли точь-в-точь как нашлепки присохшего навоза на коровьей ляжке. Мама ахнула. Я взмахнула косой. Остро отточенное кривое лезвие срезало наискось сразу три щупальца. Обрубки шлепнулись на пол. Покалеченные щупальца отдернулись, а на их место выползли новые. Махнула вновь и отсекла еще пару отростков. Ага! Коси коса, пока роса. Страх сменился боевым задором. А ну-ка, еще разок. Коса прошлась по кончикам щупальцев, срезая их, но не успела я сделать новый замах, как толстенный корень ухватился за косовище у самой пятки лезвия и потянул. Я рванула косу к себе, но Кувыка не стал соревноваться со мной - кто, мол, кого перетянет. Другое щупальце перехватило древко чуть пониже, и Кувыка отломил лезвие с той же легкостью, с какой ребенок срывает головку цветка. Боже, а что если он начнет нас же и косить нашей косой? Кувыка помахал железкой в воздухе, затем один корень-щупальце передал кривое полотнище другому, другое - третьему, и вот коса уже скрылась за дверью... А коренья поползли вперед. Я отступала, растопырившись, как наседка, защищающая цыплят, а сама мысленно молилась: "Только бы маму от волнения не хватил удар. Только бы не инфаркт!". Кувыка пустил по полу мощный, толщиной чуть не с ногу, корень и широко загреб им. Хорошо, что я в молодости занималась гимнастикой и успела сгруппироваться - округлить спину и пригнуть голову к груди, - а то хлопнулась бы затылком об пол... Кувыка захватил мои ноги в замок, как заправский кандидат в мастера спорта по вольной борьбе, и потащил к двери. Халатик задрался, и я проехалась голой спиной по шершавым доскам. - Оля, берегись! - запоздало вскрикнула мама. Кувыка волок меня, словно мешок с картошкой, а я в отчаянии, не зная, за что ухватиться, продолжала сжимать в руках бесполезный обломок косовища. Мои ноги проскочили над порожком, затем порог оказался у меня под поясницей - еще секунда, и я пересчитаю хребтом ступеньки, края которых окованы алюминиевым уголком. И вдруг: трах! Движение остановилось. Косовище легло поперек дверного проема, я повисла на нем, как на турнике, - правда, почти в горизонтальном положении. Кувыка хмыкнул и дернул посильнее. Косовище держалось. Я - тоже. Он рванул вновь, будто проверяя нас на прочность... Я крепилась из последних сил. Сейчас пальцы ослабеют и соскользнут с древка, и Кувыка потащит меня вниз по лестнице. Я буду отчаянно хвататься за каждый столбик до тех пор, пока не окажусь на нижнем этаже, а там цепляться будет не за что. Но Кувыка сменил тактику. Перестал тянуть, а на мои ноги навалилась тяжелая горячая масса. Видимо, он решил подобраться поближе и разжать пальцы. Тело, прижатое к острым граням ступенек, выгибалось, как на дыбе, и я ждала, что вот-вот хрустнет позвоночник. Все. Это конец. Но тут у меня перед глазами промелькнуло рыжее пятно. Роксай. Он пролетел надо мной и молча, как волк, врезался в Кувыку. На ноги мне брызнуло что-то теплое и липкое. Это Роксай рвал Кувыкины отростки и конечности. Кувыка возмущенно захмыкал. Тяжесть с моих бедер сползла, а затем распустилась хватка на голенях. Я мигом подтянула ноги к себе и попыталась встать. Внизу послышался тяжелый шлепок - словно свалился большой тюк с ватой. Это Кувыка с Роксаем скатились с лестницы на пол. Роксай пронзительно взвизгнул. В первый раз за все это время. Я не видела, что происходит внизу, в темноте. А там творилось что-то страшное. И я не могла прийти на помощь Роксаю. Оставить маму одну?! Теперь Роксай жалобно вскрикивал, не замолкая. Словно малый щенок, которого сбила машина. А я только прижимала к себе обломок косовища и повторяла: - Роксай, Роксаюшка! Наступила полная тишина. Я стояла, заляпанная с головы до ног серой, едко пахнущей сгущенкой, и напряженно вслушивалась. Не ползет ли Кувыка к нам опять? Снизу не доносилось ни звука. Лишь мама часто дышала, постанывая. Я подошла к ней и обняла. Мы сидели, прижавшись друг к другу, пока не посерела темнота за окном. Тогда я спустилась на первый этаж. Заглянув в безобразную дыру в полу, я увидела на земле большую лужу крови. В мутном рассветном освещении она казалась черной. - Роксай. Бедненький ты мой... Хотелось заплакать, но я не смогла. Каким он все же храбрецом оказался! Мне было так тяжело, словно я только что похоронила ребенка. Я принесла лом, лопату и принялась отдирать оставшиеся целыми доски. Сдвинуть тахту мне не удалось - она была слишком тяжелой. Я расколошматила ее на куски и выбросила останки на улицу. Разобрав пол, начала перекапывать землю под домом. Я копала и думала, как все это глупо. Как трагически подводят нас привычные представления. Мы заперлись в доме, потому что считали - нет для человека убежища надежнее, чем дом. Стены, двери, замки, засовы... Мой дом - моя крепость. А ведь достаточно было распахнуть дверь и выбежать наружу, на распаханную землю. На пашне нас бы никакая земляная сила не взяла. И Роксай остался бы жив. Мне казалось, что я рою могилу Роксаю. Когда я закончила, за окном светило солнце. - Ольга! Ольга Борисовна! Не сразу я сообразила, что меня окликает знакомый женский голос. На краю нашего распаханного участка стояла Мария Семеновна, соседка. Она, видимо, только что приехала из города и с удивлением разглядывала обломки тахты, валяющиеся на рыхлой земле. - Вы что же, ремонт... или уезжать решили? - Ремонт, - безразлично сказала я и повернулась, чтобы уйти в дом. - Ольга Борисовна, я ведь вас вот зачем позвала... - остановила меня соседка. - Вы уж извините, но у меня для вас грустная новость. - Ну что там еще? - Песик-то ваш, Роксай, околел. Помер. - Знаю, - тупо пробормотала я. И вдруг спохватилась: - А вам это откуда известно? Соседка повернулась и посмотрела в глубь своего неухоженного, заросшего высокими сорняками дворика. - Он тут у нас в траве лежит. - Не может быть! - вырвалось у меня. - Отчего же не может? - удивилась она. - Поглядите сами. Не помня себя, я слетела с крыльца и, раздирая ноги о матерую крапиву на соседском участке, бросилась к месту, на которое указала Мария Семеновна. "Значит, не уволок его спрут земляной, - лихорадочно думала я. - И он, бедняжка, выбрался из пролома и уполз подальше от дома, чтобы умереть в одиночестве... Бедный, бедный... Странно, что я не увидела кровавого следа. В яме-то была кровь". И вдруг новая мысль ударила мне в голову: "А что, если он еще жив?!" Но, увидев Роксая, я тут же поняла, что напрасно пыталась себя обмануть. Он был безнадежно мертв. Я медленно подошла поближе. Над телом моего песика жужжало облачко мух. Откуда мухи? У нас все лето их почти не было. Ах, какая теперь разница! Это естественно: где кровь, там и мухи... Мамочки мои! До меня вдруг дошло, что на свалявшейся шерсти Роксая - ни капельки крови. Мало того, я подсознательно ожидала увидеть истерзанный и искалеченный труп, но на теле собаки не было ни единой царапины. Ноги подо мной так и подкосились. Неужели... "Ты что, боишься его? - тут же укорила я себя. - Что бы с ним ни случилось, это твой старый пес. Больше, чем пес. Это твой друг. Не забывай, что он спас тебе жизнь". Я присела рядом и, преодолевая пугливое отвращение, погладила Роксая по впалому боку. И отдернула руку, словно обожглась. Об него действительно можно было обжечься! Даже при жизни его тело никогда не было настолько горячим. Что-то смутно знакомое почудилось мне в этом мертвенном жаре. Значит, все же превратился... Роксай превратился... "Как быть? Зарыть поскорее... Нет, так, наверное, еще хуже. Оставить здесь... Что там рассказывал Иван? Бросили на непаханом месте, и его опять под землю утянуло. Почему же Роксая не утягивает? Выходит, он только что всплыл?!.. Надо оттащить его куда-нибудь подальше отсюда..." Однако я не могла заставить себя еще раз притронуться к пышущему неестественным жаром трупу. О, Господи, что теперь будет? Я стояла, не сводя глаз с Роксая, и впервые в жизни не знала, что делать. Соседка что-то лопотала за моей спиной, но мне было не до нее. Я увидела, что Роксай пошевелился и приподнял оскаленную пасть. Самое страшное только начиналось...