Журнал «Если» - «Если», 1999 № 08

— Скажите, Джо, откуда весь этот бедлам? — вздохнула она. — У эскимосов может быть сотня синонимов для такого состояния, но мне в голову приходит только слово «утонула». Я буквально погрязла в бумагах и мне не хватает времени их разобрать. Интересно, куда оно уходит?

Копински пожал плечами.

— Подшейте время к делам о потерянной собственности, — предложил он.

— Мошенники они все, — сообщил Копински, который успел посетить одного парапсихолога и теперь сожалел о потерянном времени. Они с Диной встретились в ресторанчике на Лексингтон-авеню, чтобы обменяться информацией. — С таким же успехом можно было сидеть дома и читать сказки. А что у нас с философами?

Дина принялась рыться в тетрадках и бумажках, валявшихся между чашкой кофе и тарелкой с наполовину съеденным сэндвичем. Сумочка, ее неизменная спутница, лежала рядом на стуле вместе с полиэтиленовым пакетом, набитым справочниками.

— Я разговаривала с Мортоном Брайдли из Колумбийского университета, с Шуманом из Фордхэма и с Арнольдом Гуппенгеймом из Нью-Йоркского университета… Она перевернула страницу, просмотрела каракули на следующей, затем покопалась в листах, лежащих на сахарнице. — И еще с парнем по имени Хаим Менделевич из Еврейской теоретической школы — его порекомендовал один из первых трех. Гелшард из Центра Рокфеллера куда-то спешил, но мне удалось встретиться с другим по имени… кажется, Хантер?… Да, вот, Герман Хантер.

— Итак, что мы имеем? — пробурчал Копински.

Дина откусила кусок сэндвича и, торопливо жуя, снова начала копаться в записях. Наконец она извлекла из-под кофейной чашки несколько клочков исписанной бумаги.

— Одно из самых ранних упоминаний о времени как самостоятельной сущности принадлежит Аристотелю в его «Категориях». Он определил время как одну из Категорий, — сообщила помощница.

— Ладно, а что такое категории?

— Кажется, никто этого не знает. Кант и Гегель тоже пользовались данным термином, но понимали его по-разному. Рассел охарактеризовал этих ученых так: «Не представляют интереса для философии, потому что не выражают никакой чистой идеи». Но Аристотель в своей «Физике» определяет время как «движение, допускающее исчисление». То есть движение, которое может быть подсчитано в цифрах.

— Почему? Что такого особенного в цифрах? — удивился Копински.

— Это не совсем ясно, — ответила Дина. — Кажется, Аристотель помешался на цифрах. Его интересовало, может ли время существовать без того, кто будет его отсчитывать, поскольку он полагал, что нечего считать, если считать некому. И это доказывает, что время не могло быть создано Богом.

Копински, не сводя глаз с Дины, орудовал зубочисткой. Девушка взяла следующий лист.

— Но Платон не согласен с Аристотелем. Он считал, что создатель хотел воспроизвести образ бессмертных богов. Но это было невозможно. Я имею в виду бессмертие. Потому что такими, насколько я знаю, являются боги. Значит, она должна была двигаться.

— Кто она?

— Вселенная. Ведь именно ее сотворил Создатель.

— Ах, да. Хорошо.

— И именно здесь возникло время. Без дней и ночей мы бы не Имели представления о числах. Другими словами, Бог создал Солнце, чтобы животные научились арифметике…

Дина посмотрела на Копински и быстро перешла к другим записям.

— Святой Августин тоже считал, что время возникло из ничего. Понимаете, его интересовало, почему мир не создали раньше. И вот ответ: не могло быть никакого «раньше». Значит, время было создано в тот момент, когда создавалось все остальное.

— Гениально!

— Но в его системе доказательств были свои недостатки.

— Неужели?

— Да. Во-первых, он утверждал, что настоящее существует реально. Но он не сомневался, что реально существуют также прошлое и будущее. Именно здесь и заключалось противоречие.

— И Августин блестяще разрешил его?

— Естественно. Он ведь был святым. Прошлое уже существует в нашей памяти, а будущее тоже уже существует таким, каким мы его представляем. Стало быть, в каждый момент имеются три реальности: настоящее для событий, происходивших в прошлом, настоящее для событий, происходящих в настоящем, и настоящее для событий, которые произойдут в будущем. Объяснение одно: они существуют только в настоящем и все они реальны.

— А если то, чего я ожидаю, не случится? — спросил Копински.

— Это тоже реальность?

— На подобный вопрос нет ответа.

— Понятно. Кто следующий?

— Спиноза вообще не относил время к реальной субстанции. Согласно ему, все эмоции, имеющие отношение к будущему или прошлому, противоречат рассудку. Только невежество заставляет нас думать, что мы можем изменить будущее.