Виктор Меньшов: Перстень Люцифера

Тот, согнув спину, вышел на улицу. Оглянулся. Дверца за его спиной стала опять совсем крохотной. В нее могла протиснуться, ну разве что, большая крыса.

С этой ночи у маленькой дверцы в стене каждую ночь выстраивались молчаливые очереди, в которых стояли люди, прятавшие что-то на груди под одеждами. Никто из горожан не мог самостоятельно разбить свою копилку. Кошки шипели, скалились, а иногда, говорят, даже жестоко кусались. Вот и шли горожане к Горбуну, который один только имел власть над своими уродцами.

А он забирал у них ровно половину с таким трудом накопленного, только за то, что разбивал копилку. И ладно бы еще так. Но люди, заболевшие стяжательством, потратив немного денег, утолив голод тут же шли и покупали новую копилку, и складывали опять туда гроши, чтобы опять отнести Горбуну половину.

Скоро Горбун не вылезал из своей норы даже для того, чтобы продать новые копилки, взамен разбитых. Копить стало нечего. Теперь он разбивал самые последние копилки в Городе, чтобы вытрясти оттуда последние гроши...

Настала, наконец, ночь когда никто не пришел к нему.

Тогда он, брюзжа и ругаясь, выполз в Город.

То, что он увидел, было ужасно. Люди Города, обнищав до предела, оголодав, бросались один на другого, чтобы отнять последнее. И перебили они друг друга в жестоких схватках. Не было больше в Городе живых. Повсюду лежали трупы. Черный дым стелился по земле. Догорали прекрасные дома, чернели дырами выбитые яркие витражи. Пнями торчали вырубленные прекрасные сады, которые радовали всех.

Смерть и запустение воцарились в Городе.

Вышел Горбун на середину некогда веселого и шумного базара, и встал он посередине базарной площади, еще недавно такой шумной, веселой, красочной и яркой. Откинул он капюшон, закинул высоко голову и засвистел, прижав двумя длинными и острыми передними зубами нижнюю губу. Свистел он долгим, протяжным свистом.

А в городские ворота робко, по одной и парами, заскользили тенью неуверенные мыши и крысы.

Вскоре их стало больше. Потом - еще больше. И они все прибывали и прибывали. И скоро вливались в Город сплошным потоком, заполняя улицы и переулки, дворы и подвалы, дома и площади. Казалось, что никто и ничто не остановят эту реку, серым потоком затопившую Город...

Глава двадцать вторая

Битва

Рассказ Всадника прервал дикий вопль. Вопил, поджимая хвост, Летучий Кот, вокруг которого бегал Самовольный Домовой, не зная, как заткнуть ему пасть. Одной рукой он удерживал Кота за шкирку, а второй пытался захлопнуть вопящую пасть.

Кот, понимая, что ему угрожает, наоборот, старался не закрывать свою глотку, продолжая орать, разевая ее все шире... В темноте Домовой наступил ему на хвост, он заорал, Домовой схватив его за шкирку попытался заткнуть ему пасть, и вот что получилось.

Этот душераздирающий вой всполошил весь подвал, сведя на нет все усилия продержать в полудреме серое воинство.

Какой тут начался переполох!

Из коридора, не разобрав что к чему, бросая добычу, неслись Летучие Мыши, воронята, и все, кто относил добычу. Не понимая, что произошло, они сходу и слету вступали в бой, бросаясь на мышей, крыс, Хромулек и Темнулек.

Те, в свою очередь, очнувшись от чар рассказов, понимали, что на них нападают, и бросались на врагов.

По всему подвалу кипела беспорядочная, жестокая битва. Все били того, кто попадался под руку. Чаще всего под руку, а точнее, под ноги, попадался Гадкий Мальчик. Его не пинал только ленивый, а он летал от одного к другому, а поскольку разбираться и оглядываться, кто на тебя нападает, было всем некогда, ему доставалось и от чужих, и от своих. А в темноте ему, бедолаге, даже увернутся было некуда. Какое-то мгновение сражение стало напоминать футбольный матч.

Гадкий Мальчик с трудом сумел извернуться, изловчился, подпрыгнул, и вцепился зубами в чьи-то штаны. Как выяснилась позже, не только в штаны. Чтобы его не начали снова пинать, он намертво сцепил зубы. Как оказалось, штаны принадлежали Мышатнику. И то, что прикусил Гадкий Мальчик, тоже принадлежало ему, вместе со штанами. И судя по воплю, который издал Мышатник, он одинаково дорожил и тем, и другим.

Бедняга Мышатник! От укуса он дернулся, а Всадник, решив, что он решился напасть, сделал взмах кинжалом, Мышатник в это время подпрыгнул от ужаса и боли от укуса, кинжал соскользнул и разрезал только ремень на штанах Мышатника. Тот попытался отпрянуть, но запутался в упавших штанах, лишившихся поддержки ремня, и рухнул на пол.