Виктор Меньшов: Заложники

Полковник:

- Тоже мне, добро. Кум твой скоро от этого зелья ослепнет, либо мозги потеряет.

Циклоп:

- То, чего не было изначально, потерять невозможно.

Профэсор:

- Давайте о чем-нибудь другом поговорим. А то поссоритесь. Рассказал бы кто хоть что-то.

Иван Иванович:

- А что рассказывать? Мы уже все свои жизни друг другу до дыр порассказывали...

Полковник:

- Циклоп про себя почти ничего не рассказывал. Ты, дружище, что скромничаешь? Вот глаз, говорил, на войне потерял. А где служил, воевал, ничего не расскажешь. Где воевал-то: в регулярной, в ополчении?

На пороге появились Нина Петровна, Люба и Вера.

Нина Петровна:

- На какой войне? На какой войне? Я же с ним, с Юркой, с одного двора. Ни на какую войну он не ходил. Дома с бутылками воевал. Его папаня отмазал, вроде как по здоровью. Папаня у него журналист был известный по тем временам в Москве, вот и уберег дитятко. Папаша-то умница был, ничего не скажешь, а сынок - раздолбай раздолбаем. Он себе даже пенсию не наработал. Стажу нет. По старости получает. Я на метрострое всю жизнь горбилась, вкалывала, а он около работы ошивался. А глаз ему Колька Силаев выбил, тоже с нашего двора парень. Колька с ним в одном классе до войны учился.

Профэсор:

- Как это?! В одном классе и выбил глаз. Дикость какая!

Нина Петровна:

- Какая дикость, когда из всего их класса из мальчишек только он, да Юрка остались в живых. Притом Колька без обеих ног воротился. А тут мальчишки во дворе пристали к Юрке: ты воевал, ты воевал? Ну, Юрке стыдно мальчишкам сказать, что он в тылу отирался, он и сказал, что воевал. Они ему: расскажи про войну. Юрке куда деваться? Начал он что-то врать, а Колька услыхал это. Его аж затрясло, беднягу. Бросился он на Юрку, достать не может со своей тележки, ну и бросил камнем в него, да прямо в глаз.

Профэсор:

- Да, история. А Кольке этому ничего не было за глаз-то выбитый?

Нина Петровна:

- Ничего. Участковый у нас из фронтовиков был. Он протокол порвал и сказал Юрке, что если он заявление напишет, то он, участковый, самолично Юрку как злостного бездельника и пьяницу из Москвы спровадит. Да и отец Юркин, как узнал, что да как, запретил ему жаловаться и велел извиниться перед Колькой-то. Вот так и стал Юрка наш Циклопом. Даже сюда за ним следом эта кличка перебралась.

Полковник:

- Нехорошо как-то получается, Нина Петровна. Циклоп наш, выходит, почти дезертир?

Нина Петровна:

- Это, Полковник, не нам теперь судить. Нам скоро всем перед судом быть, который выше верховного, там и разберутся. Нам не судить, нам жалеть друг дружку надо.

Иван Иванович:

- За что ж это нам жалеть его, за обман, что ли? За трусость? Он и нам про фронт заливал.

Вера:

- А ни за что жалеть, Иван Иваныч. За что-то не жалеют, а наказывают. Жалеют не за что, а просто так. Правильно Нина вам сказала: не нам его судить. Его собственная совесть осудила: ночами бессонными... А нам жалеть всех надо.

Полковник:

- Правильно-то оно, может, и правильно. Да только понять - это значит простить. А простить ложь, дезертирство.

Нина Петровна:

- У тебя, Полковник, никто прощения пока и не просит. Я вранья не терплю, потому и рассказала. А вы набросились. Тоже мне, мужики. Он перед нами не виноватый.

Вера:

- Мы все в чем-то виноватые. И Господь всех нас наказал одинаково: одиночеством на старости. Значит, и виной своей мы перед ним равные, только грехи у нас у всех разные.

Люба:

- Уж конечно, у тебя-то какие грехи? Ты для себя и не жила никогда. Разве это нас Бог наказывает? Это нас жизнь наша кособокая наказала. А Бог, он разве таких, как мы, наказывает? Это он нас испытывает...

Циклоп (пока шел разговор" он пил стопку за стопкой):

- Да, не наказывает... (размазывая пьяные слезы) таких-то как раз и наказывает. За нас перед людьми заступиться некому, а перед Ним и подавно! (ударяет стаканом по столу, разбивает стакан) - Ну, вот, руку порезал. Теперь вся кровь вытекет. Вы этого хотели, да? Этого?! А хотите, я вены себе порежу?!

Вера (подбегая к нему):

- Что ты, милый? Что ты? Кто же тебе зла здесь желает? Ты же всех нас знаешь, мы все тебя любим. А вы, мужики, чего набросились? Как водку пьянствовать, так вместе, а тут все на одного. Не стыдно?

Профэсор:

- Да кто ж на него? Мы разве что... Просто врать нам не нужно было, нехорошо это. Тем более бессмысленное вранье.

Нина Петровна:

- Ох, ох, ох! Скажите, какие мы - "нехорошо"! Да вы все, мужики, брехуны, все до единого!

Полковник:

- Ну, конечно, прямо уж и все...