Кир Булычев - Тайна Урулгана

И Колоколов засмеялся.

На мостик поднялась Вероника. Она куталась в прорезиненный плащ – таких в Сибири еще и не видали, – на голове капюшон.

– Я вам не помешала? – спросила она.

– Постой, у нас секретов нет, – сказал Колоколов.

– Скажите, мистер Колоколов, – спросила Вероника, – а в лесу опасно?

Колоколов дождался, пока Ниночка переведет, потом ответил с улыбкой:

– Ничего с Костей не случится. Там тунгусы кочуют, становище у них. Одна молодая тунгуска есть: Костя с ней еще тем летом баловался. Утешится.

Хоть некоторые слова перевести было трудно, Ниночка постаралась перевести точнее, чтобы донести смысл слов до англичанки. Хотя знала, что никакой тунгуски тем летом не было.

Ночью на руле стоял Гайкин. Рулевой он был хороший, немолодой, всю жизнь водил суда по Лене.

Да и путь неопасный – Лена шире десяти верст, течет ровно, берега низкие. Да и темноты еще полной нет, так что трудно чему плохому с кораблем произойти.

Но произошло.

Все уже отошли ко сну. На корабле тишь. Только дождик стучит да пыхтит машина. На мостике – махоньком – умещается штурвал и труба вниз в машину, чтобы машинисту кричать, да стол, на котором карты лежат. Не было бы Колоколова на борту, не стал бы шкипер карт брать, но Колоколов велел, чтобы все как на настоящем корабле. И сам каждый день смотрел, где плывем, как плывем, сколько осталось.

Карта была шкиперская, ценная. На ней вся Лена от Якутска расписана – и фарватер, и мели, и притоки, и каждая избушка на берегу, а то и отдельное дерево. Чудо-карта на сгибах протерлась.

В час ночи или около того рулевой, что клевал носом, напевал, чтобы не заснуть, увидел, что рядом с ним в боковой двери появился китаец.

Рулевой был рад живой душе.

– Не спится? – спросил он.

– Не спится, – ответил китаец по-русски, но рулевой, человек необразованный, не удивился. Он, как и любой простой человек, полагал, что, когда иностранцы не понимают русского языка, они притворяются. Как же по-русски не понимать?

– Скоро дожди кончатся, – сказал рулевой, – похолодает. Заморозки пойдут.

– Очень печально, – сказал китаец.

Он был маленький, безобидный и, видно, в самом деле расстроился, что заморозки начнутся.

– У твоих господ, наверное, и одежи доброй нет, – сказал рулевой.

– Совсем нет, – сказал китаец.

– Зря вы в Булун едете, – сказал рулевой. – Нет там ничего.

– Зря едем, – согласился китаец. Помолчали. Потом китаец спросил:

– Пить хочешь немного?

– Чего пить?

– Водка есть.

– Нет, на руле нельзя. Вот отстою вахту, тогда выпью. Китаец вытащил из-за пазухи плоскую стеклянную флягу, поболтал в ней звонкой жидкостью.

– Холодно, – сказал он. – Скучно.

– Ну ладно, – согласился рулевой. – Только немножко.

– Совсем немножко, – сказал китаец.

Он отвинтил крышку. Она была сделана как небольшой стаканчик – английская работа.

Рулевой взял стаканчик, сказал:

– Только учти, если кому скажешь, что я на руле пил, откажусь, а тебя задушу и в воду сброшу. Понял?

– Спасибо, – сказал китаец. – Еще налить?

– Последнюю, – сказал рулевой.

Он выпил вторую, потом китаец бутылку завинтил и сказал:

– Я домой пойду. Спать буду.

– Спокойной ночи, – сказал рулевой. – Спасибо тебе. Я в Булуне тебе добром отплачу.

Китаец ушел. Было тихо. От водки рулевому стало теплее. Приятнее. Рулевой подумал: как бы минутку соснуть? Одну минутку. Он прилег головой и плечами на штурвал – неудобно. А все его члены постепенно охватывало сладким дурманом. И сил не было противиться. Так что рулевой сел на пол, прислонился к ножке стола и заснул.

И тут же – может, через минуту, словно ждал рядом, – на мостике появился китаец Лю, огляделся, взял со стола карту, сложил ее, спрятал за пазуху и незаметно ушел. Будто его и не было.

А буксир «Иона», лишенный управления, стал понемногу сворачивать к берегу. Только некому это было заметить: шкипер, который по долгу службы мог бы проверить, спал. Колоколов тоже спал. Доверился людям. А про остальных и говорить нечего.

Скорость у буксира была немалая – вниз по течению шел, так что врезался он в берег на полном ходу.

Китаец Лю, когда свой злодейский план исполнял, предполагал, что дойдет буксир до берега, ткнется в него – осадка небольшая – и остановится. Рулевой признается, что заснул, – с кем не бывает? А потом буксир сойдет с мели и дальше поплывет.

Но произошло другое.

Буксир на полном ходу вошел в берег. Только берег в том месте был не гладкий, из него исходила каменная гряда, на которую наталкивались бревна, что оторвало от плотов или угнало с лесопилки. Бревна торчали концами, как иглы ежа. Вот на эту гряду и вынесло «Иону», и бревна принялись корежить борт да ломать колеса.