Айрис Мердок - Единорог

-- Все не может быть так просто, Эффингэм...

-- Я понимаю, что ты имеешь в виду, Эффи, продолжай.

Эффингэм умоляюще поднял глаза на ангельское лицо. Нет, все, конечно же, не могло быть так просто, и все же он был уверен, что это верные слова. Он чувствовал, что все постепенно исчезает и что он в конце концов все забудет. Он останется с пустопорожним описанием, а вещь в целом полностью исчезнет из вида. Он попытался повторить слова снова, как молитву, как заклинание:

-- Это автоматически, видишь ли, вот что так важно. Тебе просто нужно посмотреть в другом направлении. -- Но он больше не верил в то, что говорил. И когда он поднял глаза, то увидел, что три головы незаметно разделились, распались и развернулись перед ним. Самое важное ушло, и все же, возможно, что-то осталось.

Он любил Ханну. Но разве, любя ее, он не любил так же остальных? Как прекрасны они были сейчас, объединенные в восхитительный силуэт в своем духовном согласии, в своей общей заботе о нем, и какой совершенный объект любви они составили, они, любящие его все вместе. Так любовь, беспрепятственно совершив кругооборот, вернулась к нему. Он созерцал их. И здесь все было объяснимо. Это не было большим событием, но тут, безусловно, присутствовала определенная изысканность.

Он начал снова:

-- Например, нас четверо. При наличии такой доброже лательности между нами, почему мы не безупречны в отношении друг к другу? Что нам мешает? Мы не можем превратить весь мир в республику любви, но каждый мог бы создать свой собственный уголок здесь...

-- Мы готовы попытаться, дорогой Эффи...

-- Беда в том, что пока весь мир...

-- Эффи, я думаю, тебе лучше поехать домой...

-- Ты и Алиса, например. Вы обе любите меня. Хорошо, вы должны любить и друг друга тоже. И, Мэриан, я, конечно, люблю тебя. Любить так легко, это просто необходимо, если только...

-- Мне очень жаль прерывать вашу метафизическую дискуссию, но у меня есть очень плохие для всех нас новости, -- раздался от двери голос Джералда Скоттоу.

Ханна, сидевшая рядом с Эффингэмом, тотчас встала, и группа распалась, когда Джералд закрыл дверь и подошел к ним. Он сильно запыхался и был явно возбужден. Сцена перед Эффингэмом внезапно сфокусировалась, обрела чрезвычайную ясность и четкость. Золотое сияние исчезло, и он увидел дождливый свет за темным оконным стеклом.

-- В чем дело, ради Бога? -- спросила Ханна, прижав руку к горлу.

-- Питер возвращается в Гэйз.

-- Питер? -- глупо переспросил Эффингэм.

-- Питер. Питер Крен-Смит. Муж Ханны, -- повысил голос Джералд.

-- Когда он приедет? -- спросила Ханна. Голос ее был спокойным, но слабым и тихим.

-- Через несколько дней. Он послал телеграмму, когда садился на корабль.

-- Итак, семь лет подошли к концу, -- сказал Эффингэм. Он пытался встать, но, казалось, ноги ему не повиновались.

Ханна стояла совершенно неподвижно, а ее руки безжизненно повисли. На ней было надето ее длинное одеяние из желтого шелка, и она выглядела как жрица перед ритуалом, преисполненная каким- то сильным волнением. Она пристально смотрела на Джералда.

-- Питер, -- тихо сказала она. Эффингэм никогда не слышал, чтобы она произносила это имя, и оно резко прозвенело и заглохло в притихшей комнате. -- Питер приезжает сюда. Через несколько дней. Это правда, Джералд?

-- Да, правда, Ханна. Хочешь посмотреть телеграмму?

Она раздраженно встряхнула головой, сбросила руку Мэриан, которую та с сочувствием положила ей на плечо, и снова произнесла:

-- Питер, -- как будто пытаясь привыкнуть к этому звуку. А затем: -Это невозможно. Это действительно правда, Джералд?

-- Действительно правда. Сядь, Ханна. Выпей виски.

-- Я уже достаточно выпила, -- пробормотала она, повернулась к окну и выглянула. Все они смотрели на ее фигуру, полностью отделенную от них. В комнате воцарилось молчание.

Наконец, откашлявшись, Алиса сказала:

-- Извините, боюсь, нам пора уезжать. Нам с Эффи лучше уйти. Пойдем, Эффи.

Быстрым движением она поставила его на ноги. Ханна, повернувшись, взмолилась:

-- Не уходи, Эффингэм, пожалуйста. Алиса уверенно и твердо заявила:

-- Он пьян. Ему лучше выспаться. Я привезу его назад, когда он протрезвеет. Пошли, Эффи, поднимай свои большие ноги. -- Она стала подталкивать его к двери.

-- Эффингэм, пожалуйста, останься здесь, пожалуйста...

-- Я же сказала, я привезу его назад.

-- Это происходит совершенно автоматически, -- сказал Эффингэм Скоттоу.

Эффингэм нетвердо спускался по ступеням, держась за руку Алисы. Дневной свет резал ему глаза. Когда он выходил через стеклянные двери, то услышал позади себя в глубине дома звук. Это было его собственное имя, переросшее затем в пронзительный крик. Он сел в и уснул.