Брайан Кларк - «Если», 1999 № 12

Конечно, фраза: «Ямщик, гони к почтмейстеру — нужно факс послать!» — это перебор. Никто ничего подобного не описывал. Но описали другое. Чтобы в полной мере осознать, что именно, позволю себе привести несколько длинных цитат, которые встретились мне в произведениях прошлого и даже позапрошлого века.

Сначала — фрагмент из романа «Год 2440-й» Луи-Себастьяна Мерсье (1770):

«Но еще более я был поражен, взойдя в залу оптики, где оказалось сосредоточенным все, касающееся света. Это было какое-то бесконечное колдовство. Глазам моим предстали различные виды, пейзажи, дворцы, радуги, метеоры, светящиеся цифры, моря — ничего этого на самом деле не существовало, то была иллюзия, но более достоверная, чем-сама реальность… Не меньшие чудеса предстали мне в зале акустики. Здесь научились подражать всем членораздельным звукам человеческого голоса, крикам животных, пению различных птиц: стоило нажать какую-то пружину, и вам казалось, будто вы вдруг перенеслись в девственный лес. Слышен был рев львов, тигров, медведей; казалось, они пожирали один другого…»

Даже и приведенного отрывка достаточно, чтобы серьезно потеснить на пьедестале первопроходцев Уильяма Гибсона, Брюса Стерлинга, даже Станислава Лема, словом, признанных гуру и пророков киберпространства, виртуальной реальности, киберпанка и прочих новомодных развлечений. Но Мерсье на том не остановился — и из своего временного далека высказывает еще одну поразительную идею. На сей раз не техническую, а социальную.

Итак, «всегда преследовавший нравственные цели народ этот даже из сего редкостного изобретения сумел извлечь пользу. Стоило какому-нибудь молодому государю завести речь о сражениях или проявить воинственные склонности, как его препровождали в особую залу, которую с полным на то основанием нарекли «адом»; здесь машинист тотчас же пускал в ход соответствующие рычаги, и ухо монарха поражал оглушающий грохот сражения — крики ярости и боли, жалобные стоны умирающих, крики ужаса и громыхание пушек — эти звуки гибели, этот жуткий глас смерти. И если при этом в душе его не просыпалась природа, если вопль отвращения не вырывался из груди его, если чело его оставалось спокойным и бесстрастным, — тогда его запирали в этой зале до конца его дней; и каждое утро давали ему вновь послушать сию музыкальную пиесу, дабы он мог наслаждаться ею, не принося этим ущерба человечеству».

Каково, а? Хотелось бы, чтобы подобные «наивные» идеи поскорее внедрялись в практику…

Аналогичный пример можно найти и в отечественной литературе — это уже давно и справедливо причисленный к классикам русской фантастики Владимир Одоевский с его неоконченной утопией «4338-й год. Петербургские письма». Публикация отрывков из нее началась в 1840 году, и вот что, к примеру, сообщает современникам автор:

«…мы получили домашнюю газету… ими заменяется обычная переписка. Обязанность издавать такой журнал раз в неделю или ежедневно возлагается в каждом доме на столового дворецкого. Это делается очень просто: каждый раз, получив приказание от хозяев, он записывает все ему сказанное, потом в камере-обскуре снимает нужное число экземпляров и рассылает их по знакомым. В этой газете помещаются обыкновенно извещение о здоровье или болезни хозяев и другие домашние новости, потом разные мысли, замечания, небольшие изобретения, а также и приглашения. Сверх того, для сношений в непредвиденном случае между знакомыми домами устроены магнетические телеграфы, посредством которых живущие на далеком расстоянии разговаривают друг с другом».

А теперь мысленно перепишите приведенную цитату, используя знакомые нам сегодня технические термины: сканеры, ксероксы, мэйлы, модемы… Чем не идея электронной почты!

Еще более потрясают размышления князя Одоевского на тему возможных изменений в самой природе творчества, неизбежных с приходом технических новшеств в сфере обработки и передачи информации. Если не обращать внимания на архаизмы речи, то мысли, высказанные писателем — пусть и спорные, — совсем не устарели. Скорее, наоборот: мы безусловно прочтем в этих фрагментах и что-то свое, сегодняшнее, о чем наш просвещенный предок вряд ли догадывался. Судите сами:

«Машины для романов и для отечественной драмы… Настанет время, когда книги будут писаться слогом телеграфических депешей; из этого обычая будут исключены разве только таблицы, карты и некоторые тезисы на листочках. Типографии будут употребляться лишь для газет и для визитных карточек; переписка заменится электрическим разговором; проживут еще романы, и то недолго — их заменит театр, учебные книги заменятся публичными лекциями… будет приискана математическая формула для того, чтобы в огромной книге нападать именно на ту страницу, которая нужна, и быстро расчислить, сколько затем страниц можно пропустить без изъяна».