Роберт Шекли - «Если», 1999 № 09

Эта, казалось бы, несложная схема наполняется, однако, живыми образами, меткими деталями, ненавязчивым юмором. Роман читается легко, автору удается до последних страниц поддерживать ощущение загадки, ведь почти до самого конца неизвестно, какие же тайные силы мирового зла противодействуют благородным иксовцам. Конец тем не менее скомкан. Интрига получила свое разрешение, а вот психология — нет. Порой кажется, что автор и сам слегка запутался в сложных взаимоотношениях своих героев, для которых воедино слились любовь и предательство, надежда и циничный расчет, хладнокровная игра чужими жизнями и трепетное отношение к своим близким.

А по большому счету роман вовсе не о спецслужбах и тайных обществах. Сюжет — всего лишь линза, а суть — в наивной и вечной надежде на радикальные средства. Утопающие хватаются за гнилую солому и тонут. Хотя им кажется, будто выплывают.

Сегодня часто доводится слышать сетования о том, что судьба фантастики в России после 1990 года складывается совсем не так, как хотелось бы. Мол, тогда, в момент падения «оков тяжких», казалось, будто все проблемы остались позади и уж теперь-то никто не помешает издателям завалить прилавки шедеврами отечественного и зарубежного производства. На деле же чаемое изобилие обернулось изобилием халтуры, из-за чего даже ставить вопрос о вхождении фантастов в литературную элиту нынче как-то неприлично.

Эта точка зрения во многом неверна, и неверна не только потому, что достойные фантастические произведения все-таки выходят (правда, чем дальше, тем реже), но и потому, что в остальных областях словесности дела обстоят нисколько не лучше. Тем не менее пессимисты правы в одном: русскоязычная фантастика не устояла перед соблазном увлекательности, охотно пожертвовала глубиной содержания ради легкости усвоения и полновесности гонораров.

Здесь, конечно же, нет ничего оригинального: аналогичная ситуация сложилась и на Западе. И все же западные издатели (в отличие от российских) не столь зашорены, время от времени они готовы рискнуть, выпустив заведомо экспериментальное произведение, которое насыщено свежими идеями.

Тем не менее пессимисты правы в одном: русскоязычная фантастика не устояла перед соблазном увлекательности, охотно пожертвовала глубиной содержания ради легкости усвоения и полновесности гонораров.

Таков и роман Орсона Скотта Карда «Искупление Христофора Колумба», перевод которого каким-то чудом вышел в издательстве «Терра». Вряд ли можно представить книгу более неприятную ленивому читателю, чем эта. В ней нет героев без страха и упрека; полно назидательных монологов, которые подменяют собой действие; если же сцена обещает-таки стать динамичной, автор спешит прервать полет собственной фантазии, ограничившись од-ним-двумя абзацами. Подобная манера, казалось бы, не свойственна Карду, некогда сочинившему головокружительную «Игру Эндера». Чем же объяснить метаморфозу, которая произошла с писателем?

Наиболее логичная версия: Кард сознательно «очистил» текст от всего, что может помешать читателям следить за показанными в романе «приключениями мысли». Соответственно, «Искупление Христофора Колумба» состоит в кровной связи не с «Игрой Эндера», а, например, с «Утопией» Томаса Мора — произведением, которое никогда и никем не рассматривалось как чистая беллетристика. В последнем обстоятельстве и заключается суть «родства»: оба автора — и английский философ, и американский фантаст — уделяют мало внимания построению сюжета, но озабочены социальными проблемами.

Карду, конечно, приходится сложнее: если его предшественник мог питать иллюзии по поводу построения идеального общества, то создатель «Искупления…», живущий на исходе XX века, знает, что все попытки подобного рода обернулись кровавым кошмаром. И это знание не дает ему покоя, жжет его изнутри, писатель не хочет смириться не только с той несправедливостью, что творится сегодня, но и с той, что случилась 200, 1000, 5000 лет назад… Действие рецензируемой книги начинается в будущем, когда те, кто уцелел после глобальных войн и экологических катастроф, пытаются жить по законам справедливости. Изобретение хроновизора — прибора, позволившего «подсматривать» за минувшим, — дало возможность, с одной стороны, раскрыть многие загадки истории, а с другой — содрогнуться, узрев воочию злодеяния предков.