Тим Скоренко - Рассказы

Я отрываю голову от земли.

— Джерри! — вопит Харпер — Оно работает! Я только что отправил мышь в будущее!

Я лениво поднимаюсь.

По словам Харпера, в будущем побывали не только мыши, но ещё змеи, тушканчики, его носовой платок и панталоны Матильды Вестернглайд. Он в неё влюблён уже второй год. И зачем-то уговорил её брата спереть у неё панталоны. Интересно, сколько тот содрал с Харпера?

Харпер скачет вокруг.

— Быстрее, Джерри, через три минуты появится мышь!

Я молча иду за ним. Он приплясывает, требует, чтобы я шёл быстрее, заглядывает мне в глаза. Я всем своим видом показываю, что мне совершенно неинтересна его Машина, что я иду только для того, чтобы избавиться от него.

Этот мерзкий сарай построен прямо рядом с моим садом. Ему уже сто лет, а сад я разбил лишь два года тому назад. Всё равно это не сад рядом с сараем, а сарай рядом с садом. Он портит всё. Но снести его нельзя. Потому что Там-Харпер-Мастерит-Машину-Времени-Умничка-Наш! И кажется, женщина, мать, ей бы радоваться старшему сыну, радоваться цветам и зелени, а она смотрит на Харперовские железяки и сюсюкает.

В моём саду три дорожки. В планах — четвёртая. Вдоль каждой — мои любимые левкои, орхидеи, астры, розы — всё переплетается, при этом безупречно гармонируя между собой. Искусственный водопадик, маленький, успокаивающий. Старая рама от велосипеда, обросшая плющом и ставшая каркасом для живой изгороди. Тишина, умиротворение.

И постоянный грохот из мастерской Харпера. Я заставил его сделать вывод на крышу, чтобы вонючие газы не портили сад. Но они ведь всё равно портят! Они оседают чёрным смогом на влажных листьях, они… да что говорить. Ненавижу этого маленького засранца.

— Сюда, сюда, Джерри!

Я вхожу в мастерскую. По-моему, ничего не изменилось. Та же страшная конструкция в половину помещения. Та же вонь.

Хотя нет. Сверху появились рога. Между ними проскакивают электрические искры. Чёрт, теперь эта штука точно сожжёт мне сад.

— Смотри!

Он тыкает грязным пальцем в «платформу прибытия», так он её называет. Единственное чистое место во всём помещении. Он её драит каждый день. «Ничто не должно мешать великому путешествию!» — говорит он.

Это просто белая ровная поверхность. Он вычистил её шкуркой и покрасил. Над ней нависает что-то страшное, похожее на пушечное жерло, глядящее вниз.

— Сейчас! — вопит Харпер.

Я скептически смотрю на поверхность.

— 10…9…8… — он ведёт отсчёт.

Я демонстративно отворачиваюсь, сложив руки на груди.

— 3…2…1…

Краем глаза наблюдаю за платформой.

— Ноль! — он кричит, его глаза блестят.

Ничего не происходит. Машина шипит, фыркает и искрит, но белая платформа пуста.

Конечно, пуста. Как всегда.

— Сейчас, сейчас!

Он суетится, бегает вокруг платформы, волнуется, потеет. Мне, впрочем, неважно. Сейчас он будет щёлкать переключателями, бормотать что-то неразборчивое, ругаться, потом придёт мама, будет его успокаивать, обнимет за плечи, отведёт в дом, накормит…

— Да всё же должно работать! Всё должно!.. Вот, вот здесь, чёрт! — закоротило! Чёрт! Она должна вынырнуть!

Я не понимаю, кто и откуда должен вынырнуть. Я разворачиваюсь и направляюсь к выходу.

— Есть!!! — торжествующий крик.

Я оборачиваюсь на всякий случай.

Харпер держит в руке что-то омерзительно чёрное и обгорелое.

Я похожу поближе. Это трупик мыши, обугленный, омерзительный. Харпер держит его за хвост.

— Расцелуй его, — спокойно говорю я.

Он не обращает внимания. Он подносит труп к самому моему носу, я отшатываюсь.

— Ты понимаешь, что я сделал? — кричит он. — Она из прошлого! Я перенёс её! Я немного ошибся с настройками, и её растянуло по времени, убило, но это чёрт с ним! Она вынырнула! Следующий опыт будет удачным! Сейчас, пять минут!

Он исчезает в недрах сарая.

Я выхожу на улицу.

Сколько в мире безумцев, и одним из них обязательно должен оказаться мой брат.

— Харп! — это мать, она зовёт его. Он, конечно, не слышит.

— Он занят, — говорю я, — мышей убивает.

Она качает головой, сходит с крыльца и идёт к сараю. Я иду в дом.

Господи, как хорошо в тишине. Моя комната благоухает цветами, потому что её окно выходит прямо в сад. Окно всегда распахнуто. Я протягиваю руки через подоконник и дотрагиваюсь до яркого бутона розы, огромной, на толстом шиповатом стебле. Я царапаю руку о шип, но это неважно, потому что это малая жертва за такой потрясающий запах.

Это сделано моими руками. Вся эта красота, эти цвета и запахи, эта безупречная палитра, всё это — моих рук дело. Моих. И никто мне не помогал.