Сергей Михайлов - Но ад не вечен

Впрочем, в самой глубине души мама Игоря мечтала об иной судьбе для подрастающего сына. Пусть будет кем угодно — учёным, как того хотел отец, артистом, сапожником, барменом в валютной забегаловке (а почему бы и нет?) — лишь бы не в этом проклятом городе. Сердце матери чувствовало: этот город убьёт его. Убьёт наверняка, ещё прежде, чем мальчик встанет на ноги. Как два года назад убил соседскую девочку Машу — ей было тогда десять лет, — с которой Игорь дружил едва ли не с пелёнок.

Но эти крамольные, потаённые мысли она не смела высказывать никому — ни сыну, ни немногим друзьям, ни даже супругу. В первую очередь супругу. Слишком фанатично относился к своей работе отец Игоря. Он бы просто не понял её и посоветовал бы обратиться к психиатру.

В городе был всего один кинотеатр (впрочем, большего и не требовалось), в котором месяцами крутили одни и те же фильмы. Раз в месяц в городском клубе устраивались дискотеки, но и те часто срывались из-за вето, накладываемого городскими властями: нечего, мол, нашей молодёжи трясти задами под ихний заграничный пилёж и скулёж. И тогда в пустом клубе вместо долгожданных дискотек всю ночь напролёт пыхтел и надрывался сводный духовой оркестр, наполняя сонную атмосферу городка бравурными маршами и классикой советского песнепроизводства. Иных развлечений в городе не имелось.

Правда, в каждом доме пылился обязательный телевизор, но ни один из них никогда не включался. Город жил под своего рода экранирующим куполом, и пробиться сквозь него не могла ни одна, даже самая мощная телепередающая станция. Кое-как, с грехом пополам, ещё работали радиоприёмники и допотопные радиолы, но и те больше боролись с радиопомехами, нежели передавали что-нибудь вразумительное и членораздельное.

Игорь рос, предоставленный самому себе. Друзей у него было немного, а с тех пор, как от астмы умерла соседская девочка Маша, его единственная подруга, он вообще перестал знаться со своими сверстниками. Учился он кое-как, подолгу пропускал занятия в школе в связи с бесконечной чередой повторяющихся болезней, редко выходил во двор, чтобы поиграть с другими детьми или покататься на велосипеде, и почти никогда не ходил в кино.

Единственное, чему он отдавал всё своё свободное время — а его у него было более чем достаточно — были книги. Он читал запоем, взахлёб, проглатывал одну книгу за другой, коротал в одиночестве долгие-предолгие вечера. Нет, он не был одинок, с ним вместе, в их двухкомнатной клетушке со всеми удобствами, жили персонажи чудесных произведений: отважные рыцари и прекрасные дамы, сошедшие со страниц романов Вальтера Скотта и Дюма, быстроногие и коварные индейцы, рождённые воображением Фенимора Купера и Майна Рида, герои поэм Шекспира, Гёте, Шиллера. Он читал Достоевского, Пушкина, Сервантеса, Бальзака; «Консуэло» прочитал дважды, а «Хронику Амбера», зачитанную буквально до дыр, целых четыре раза. Он читал всё, что попадалось под руку в городской библиотеке, благо, что библиотека в городе действительно была хорошей. Мальчик жил в вымышленном мире полюбившихся героев, а мысли его, всегда светлые, солнечные, переполненные романтическими грёзами, витали где-то там, в далёких тропических странах, на берегах бурных морей, во дворцах восточных раджей и средневековых замках королей-рыцарей. Там, где светило солнце.

О солнце он знал, не мог не знать. Книги твердили о нём каждой своей страницей, каждой строчкой, и никакие умолчания взрослых, никакие запреты отца (который очень недоброжелательно относился к его увлечению «пустыми книжонками», твёрдо убеждённый в их негативном влиянии на ум сына), — ничто не могло скрыть от мальчика правду. Он никогда не видел солнца, это так, но знал, что где-то оно всё-таки есть. И страстно мечтал взглянуть на него хоть одним глазком.

Но даже в самых смелых, самых фантастических своих грёзах он не смел предположить, что мечте его суждено будет сбыться, и очень скоро.

Весть о приближении необычного атмосферного явления, получившего вскоре название «жёлтого облака», пришла в город по каналу правительственной связи. По прогнозам метеорологов, ровно через две недели, день в день, облако накроет город. Никто из горожан облака не видел, но слышали о нём уже все — слухи, подобно отражённой волне, намного опережали само явление. Страх закрадывался в сердца людей, сгоняя с их и без того невесёлых лиц скупые улыбки и лишая покоя. Но когда у бетонных стен, увенчанных сигнальной проволокой, появились первые мутанты, городом овладела паника.