Сергей Михайлов - Шестое чувство

-- Коля! Коля, скорее! -- вдруг донесся до меня испуганный, взволнованный и в то же время радостный голос Маши с кухни. -- Скорее сюда!

Опять что-то стряслось! Я бросился на выручку. Влетев на кухню, я остановился как вкопанный. Моему взору представилась следующая картина.

На табуретке у стола сидела Маша с заплаканными щеками и завороженным взглядом смотрела на бывший некогда прекрасный, а теперь превращенный в облезлый веник, букет, который лежал у нее на коленях. Но что это? Нет, это уже не веник, это уже далеко не веник... На моих глазах происходило чудо: засохшие, сморщенные лепестки роз распрямлялись, разглаживались, голубели, оживали и -- или мне это только показалось? -- улыбались. Сухие листочки становились зелеными, колючие стебли наливались соком, весь букет оживал, дышал, благоухал, самопроизвольно шелестел лепестками и -- все-таки кажется мне это или нет? -- весело звенел, словно бубенчики. Или это звенит радостный, по-детски чистый и счастливый смех Маши? Она действительно смеялась, лучась веером морщинок вокруг глаз, и слезы облегчения падали на букет -- не веник, заметьте, а самый настоящий, самый прекрасный в мире букет голубых роз!

-- Как в сказке! -- шептала она. -- Помнишь -- про Аленький цветочек? Я заплакала -- и он ожил. Слеза что ль капнула...

Я был уверен, что это не мистификация, а самое настоящее чудо. По крайней мере, я очень, очень хотел на это надеяться.

На этом бы и закончился этот удивительный, насыщенный событиями и треволнениями и все-таки чудесный день, если бы под занавес его не омрачил этот стервец Васька. Он внезапно появился за моей спиной и басом прогудел:

-- Может, вернуть американца? Ведь букет-то целехонек. Только теперь не за миллион, а за десять -- ведь за чудеса платить надо...

-- Пошел вон! -- рявкнул я, зверея.

Глава восьмая

На следующий день я наметил встречу с Козлятиным-Боцманом. Была пятница, накрапывал мелкий колючий дождь, и ехать после работы в другой конец Москвы очень не хотелось -- но дело требовало моей жертвы. И я поехал.

Винный магазин на улице Коненкова я нашел быстро. Несмотря на дождь, вход в него атаковала голодная разношерстная толпа, преимущественно мужского пола, а вдоль очереди, которая то и дело теряла свои контуры и сбивалась в кучу, патрулировали два милиционера. Еще два стояли у входа в магазин в полной боевой готовности. Невдалеке дежурила милицейская машина, в которой сидел милиционер с рацией, готовый в любой момент вызвать усиленное техникой подкрепление.

Я не долго думал, прежде чем отдал предпочтение винному магазину, нежели законному обиталищу Козлятина, обозначенному в его паспорте в графе "прописка". Зная повадки своих, кузьминских, алкашей, я мог почти безошибочно указать, в каких точках микрорайона обитает их основная масса в то или иное время суток. Этими точками могли быть либо винные магазины, либо пивнушки. В этой же местности концентратором мужского населения служил вышеозначенный винный магазин, который мне посоветовал посетить сержант Стоеросов. Затаившись несколько поодаль, я стал скрупулезно и с пристрастием просеивать сквозь зрительное сито страждущую толпу, выискивая в ней нужного мне человека. Как и следовало ожидать, в хвосте очереди его не оказалось. Не оказалось его и в первых рядах, где было заметно наибольшее оживление и где страсти накалились до предела. Ага, значит он внутри! -- догадался я и стал ждать, когда находящиеся в недрах магазина счастливчики прорвутся сквозь кордон таких же, как они, но еще не отоваренных спиртным, и вырвутся на оперативный простор предмагазинного пространства.

Бежали минуты. Я уже порядком продрог и в душе клял всю эту затею, когда внезапно встретился взглядом с патрульным милиционером, сидевшим в машине у рации. Ба, да это же мой старый знакомый, сержант Стоеросов! Он улыбнулся одними углами рта, чуть заметно подмигнул и кивнул в сторону магазина, давая понять, что клиент на месте. Ответным кивком я поблагодарил его, собрал всю свою волю в кулак и приготовился ждать дальше. Наконец ожидания мои увенчались успехом: на пороге магазина, расталкивая страждущих и жаждущих, вырос человек в тельняшке и джинсах с четырьмя или пятью бутылками водки в обеих руках. Да, это был Козлятин, именно его образ остался в памяти тех нескольких бабулек, которых я "просветил" вчера. Случайный взгляд, брошенный много на Стоеросова, подтвердил мои догадки: он снова кивнул в сторону магазина.

А Козлятин тем временем, злой, довольный и красный, спускался со ступенек и, высоко подняв руки с огненной жидкостью над головой, победно взирал на толпу. Толпа шумно глотала слюну и урчала пустыми желудками. К счастливчику тут же ринулись его дружки и знакомые -- те, с кем ему надлежало раздавить эти несколько поллитровок. (Надо заметить, что в такую погоду я и сам бы не прочь... впрочем, это к делу не относится.)