Папа сказал, что Виктория может жить в моей комнате, а гулять по всей квартире. Только залезать на столы ей нельзя и нельзя выходить во двор.
— Кошки — животные дикие, — объяснил мне папа, собираясь на службу. — Природа так задумала, чтобы они жили где захотят. Но в нашем веке только человек по-настоящему свободное существо, и только он имеет право жить где захочет.
— Тогда я буду жить под журнальным столиком! — решил я.
— Нет! — сказал папа, завязывая галстук. — Детям под столиком жить нельзя!
— А когда я вырасту, можно будет жить под столиком? — спросил я.
— Нет, взрослые тоже не живут под столами! — рассердился папа и ушел на службу.
Днем папа и мама уходили на службу, а я — в детскую группу. Виктория оставалась дома одна. Обычно она вела себя как положено, но иногда безобразничала. Однажды разбила мамину кружку. Но мама не стала ее ругать.
— Бедняжка, — сказала мама, поглаживая спинку Виктории. — Она сидит целые дни взаперти, конечно ей скучно.
— Да-с, — кивнул папа задумчиво. — Фактически для нее наш дом — это тюрьма.
— Что такое тюрьма? — удивился я.
— Тюрьма, — объяснил папа, — это такое место, куда запирают непослушных людей чтобы забрать у них свободу. Они годами не могут выйти из закрытой комнаты и пойти куда им вздумается.
— Давай пойдем куда нам вздумается! — предложил я. — В Зоопарк!
— Завтра рабочий день, — возразил папа и посмотрел на часы. — А ну марш в кровать!
В выходные к нам пришли гости. Дядя Антон сказал, что Виктория — это не свобода, а победа, но переименовывать кошечку мы не стали. Родители рано выставили меня из-за стола и уложили в кровать, а сами долго хохотали и звенели рюмками. Я лежал в темноте, но мне не было страшно — рядом на одеяле лежала Виктория и я гладил ее теплый бок.
Голоса переместились в прихожую, а вскоре хлопнула дверь, и я понял, что дядя Антон и тетя Оля наконец ушли. Мама долго звенела посудой, а папа шаркал по квартире тапочками, и наконец заглянул ко мне. Он был веселый и разговорчивый.
— Не спишь? — кивнул он мне, включая ночник.
А затем сел рядом на одеяло, а Викторию взял на руки.
— У-у-у! Зверь! — захихикал папа, лохматя Виктории голову.
Виктория осторожно принюхивалась к его рукам и недовольно фыркала.
— Человек, — начал папа и назидательно поднял палец, — царь зверей. Как человек захочет — так и будет. Вот.
— Наша Виктория тоже делает что хочет, — возразил я.
— Э, нет, брат! — хихикнул папа. — Кошка существо подневольное. Кошка что? Мебель! Человек кошку держит дома! Человек кошку кормит! И делает с ней что захочет. Хочет — призвал к себе, хочет — выгнал вон! — папа взял Викторию поперек живота и кинул на пол. — Вот, говорят, у нас нет рабства. Так вот же оно, настоящее рабство. Кошачье! — папа снова хихикнул.
— Что такое рабство? — спросил я.
— Это, брат, ты будешь учить в школе! — ответил папа. — Рабство — это когда у тебя совсем нет свободы. Это когда ты сам себе не хозяин! Когда ты никуда не можешь ни пойти ни поехать!
Я понял, что папа в хорошем настроении и наконец решился спросить:
— Папа, а мы можем полететь в поселок на Луну?
— На Луне живут только военные и ученые, — ответил папа. — Иногда туда летают туристы, но у нас никогда не будет таких денег.
— А мы можем поехать в Африку, где слоны?
— Мы можем поехать в Турцию, — сказал папа. — Но в этом году нет денег.
— А в Африку?
— В Африку нужна виза, — сказал папа. — И очень много денег.
— Значит мы не свободны? — огорчился я.
— Все люди свободны, — сказал папа. — Только надо хорошо учиться и слушаться старших. А когда вырастешь — надо много работать и тогда будут деньги. А когда будут у тебя деньги — будет страховка, обеспечение, квартира и машина. И тогда будет своя семья и дети. В этом и есть свобода.
Пока он это говорил, папин ремень начал трястись, но папа этого не замечал. Ремень трясся все сильней и наконец раздалась мелодия. Папа ее услышал, пошарил рукой и вынул мобильник.
— Да, Степан Григорьевич? — сказал папа. — Но ведь завтра выходной, Степан Григорьевич? Хорошо, Степан Григорьевич, я понял.
Он отключил мобильник, повесил его на пояс и поднялся.
— Спать! — скомандовал папа. — У меня завтра рабочий день!
Но прежде чем выйти из комнаты, он присел и погладил Викторию, дремлющую на ковре.
— Это только у кошек нет ни дел ни забот.
— А я бы хотел быть кошкой, — вздохнул я.
— Мал ты еще, многого не понимаешь… — усмехнулся папа. — Жизнь кошки — это вечная тюрьма. Стена, окно, миска да приказы хозяина. Просто это их счастье, что они сами этого не понимают.
Читать дальше