Владимир Михайлов - Вариант И

Впрочем, журналистика никогда не была делом безопасным, и всякий, у кого может возникнуть неразумное намерение посвятить себя этому ремеслу, должен прежде всего затвердить эту истину.

Плавно, на волосок перемещая ползунки настройки на карманном пульте, я привел страховку в порядок и только после этого отпер дверь. Внутри следов пребывания непрошеных гостей, похоже, не было. Ну а на самом деле? Наивно думать, что в помещение можно проникнуть только через дверь, выходящую на лестничную клетку; на что же тогда балкон, окна, вентиляция? Пришлось потратить время на осмотр того и другого. Воистину, чем только не приходится заниматься репортеру в свободное время!

Заключение было пока утешительным: этим путем никто еще не воспользовался. Но это не значило, что не воспользуются в ближайшее время. Превратить квартиру в крепость невозможно. Ну что же, значит, несколько часов оставалось еще в нашем распоряжении — но из этих часов нельзя было более терять впустую ни одной минуты.

Прежде всего я привел в рабочее состояние свою аппаратуру и набрал короткий номер. Мне ответили почти сразу:

— «Реан».

— Доктор Фауст.

— Передаю информацию.

— Пишем.

— Я передал спрессованную в кратковременный пакет запись разговора с протоиереем отцом Николаем.

— Принято.

— Что для меня?

— Пишите. Большой текст.

— Готов.

Информацию для меня передали точно так же — на высокой скорости. Потом еще придется ее расшифровывать.

— Принял. Благодарю. Вопрос у меня. Как прошла изоляция?

Там помешкали — самую малость.

— Объект не возникал.

— Уверены? — на всякий случай переспросил я, новость оказалась неожиданной.

— Полностью.

Ах ты, Седов-Липсис! Неужели учуял? Не прийти на такое заманчивое свидание! Нехорошо… Но ничего не поделаешь — будем искать.

— Конец связи.

— Конец.

Так. Одно дело сделано, хорошо ли, плохо ли.

— Наташ!

Она ответила не сразу; была на кухне и наверняка что-то уже грызла.

Наконец откликнулась:

— Ты что не идешь есть? Объявил голодовку?

Такого намерения у меня не было.

— А что дают?

— Бутерброды с паштетом. Соленая рыбка. Чай или кофе — на выбор. Хлеб черный.

— Кофе. Принято единогласно.

— А уже нолито. Стынет.

— Если нолито — бегу. А потом давай послушаем твою кассету — пока есть еще возможность. Если там будет интересный рассказ…

Наташа вздохнула:

— Все-таки ужасные мы люди.

— Почему?

— Человека убили… А мы как ни в чем не бывало…

— Нет, Наташа. Мы сейчас просто стараемся не пополнить число убитых. И это — самое лучшее и самое целесообразное.

— Не знаю… Да ты идешь или нет, в конце концов?..

Расшифровка переданного мне «Реаном» и медленное, вдумчивое прочтение текста заняли чуть ли не полдня.

Это было не очень развернутое описание жизненного пути претендента на престол Александра Александровича Романова и его прямых предков и вытекающее из этого неоспоримое право Александра на российский трон.

Повествование было интересным и смахивало на приключенческий роман.

Впрочем, жизнь зачастую закручивает сюжеты похлеще самого изощренного автора. Не очень мешал, а потом и вовсе перестал тревожить восприятие стиль изложения, местами сильно смахивавший на казенный доклад.

Если верить составителю и автору или авторам этого текста, Александр Александрович, великий князь, являлся прямым и законным потомком по мужской линии последнего правившего государя из дома Романовых — Николая Александровича.

Приведенные материалы свидетельствовали о том, что единственный сын Николая Второго цесаревич Алексей Николаевич не погиб во время екатеринбургской расправы с царской семьей. Он, как и одна из царевен, был спасен, почему их останки и не были обнаружены во время розысков и идентификации в конце прошлого века. Оказывается, спасители с престолонаследником и его сестрой под охраной отряда казаков Уральского войска были выведены из рокового дома буквально за пару часов до начала расправы. Цесаревич чувствовал себя плохо, и его пришлось вынести на руках. Предполагалось вывести и вообще всю царскую семью, но по ряду причин их могли забирать лишь по два человека, и очередность была установлена волею самого государя. Естественно, что престолонаследник был назван первым, а кому быть первой из дочерей, определила Александра Феодоровна. По этому плану августейшая чета выходила последней. Первую пару успели спасти; для остальных, увы, не хватило времени, и они пали жертвами политической дикости, вовсе не удивительной для всех мало-мальски знающих российскую историю.