Александр Ломм - Тасли Куми

Явынул из кармана коробку спичек и тщательно пересчитал ее содержимое. У меня оставалось двадцать две спички. Хорошо еще, что часы были со светящимся циферблатом. Спички я решил расходовать по одной через каждые два часа, чтобы наблюдать за ростом Тасли Куми. Первые два часа тянулись томительно долго. Чиркнув наконец спичкой, я увидел при ее слабом свете, что из семени вылезло несколько белых корешков, а голубой стебелек, окрепнув и выбросив в стороны три новых усика, дотянулся уже до самой поверхности моего водоема. Порадовавшись этому, я кое-как примостился на голых камнях и забылся тревожным сном.

Проснулся я внезапно. Где-то рядом мелодично журчала струйка воды. Воздух был наполнен тяжелым, до головокружения сладким ароматом. Этот-то странный аромат и вернул меня к действительности: Тасли Куми!

Вскочив, я зажег спичку. В тусклом мерцающем свете я увидел над водоемом большой синий куст с мелкими круглыми листочками. На самой верхушке куста красовался цветок. Похожий на розу, но гораздо крупнее, он был сложен из множества кроваво-красных лепестков. Углубление под кустом было заполнено сплетением тонких белых корешков. Но там не было уже ни капли воды!

Отшвырнув спичку, я бросился к роднику и стал полными пригоршнями доливать воду в гнездо Тасли Куми. Потом мне пришло в голову, что от родника к водоему можно продолбить ножом ложбинку и пустить по ней воду; тогда куст удивительного растения будет иметь непрерывный приток свежей воды.

Работа отняла у меня более двух часов. Когда я снова зажег спичку, цветок уже сбросил свои лепестки, а в завязи его наметился нежно-голубой плод величиной с вишню.

Меня терзал голод. Я почему-то был уверен, что плод Тасли Куми окажется съедобным. Дрожа от нетерпения, я отбросил бережливость и стал зажигать спички через каждый час. Плод быстро рос и наливался, приобретая все более темный оттенок. При пятой спичке он уже был величиной со сливу. При одиннадцатой — достиг размеров крупного яблока. Потом в течение двух часов он не менялся. Между тринадцатой и четырнадцатой спичками послышался мягкий удар. Быстро чиркнув внеочередной спичкой, я увидел у своих ног синее яблоко, а на кусте уже намечался бутон нового цветка.

Схватив яблоко, я, не раздумывая, впился в него зубами. Однако тут же был наказан за свою жадность. Мякоть яблока во рту у меня разбухла и превратилась в мучнистую сладкую кашу, которой я чуть не подавился. Кое-как справившись с первой порцией, я стал откусывать от яблока понемногу, лишь чуть-чуть. А добравшись до сердцевины, почувствовал под зубами твердые семечки.

Я посветил на них спичкой и убедился, что они ничем не отличаются от того, которое мне четыре года назад вручил Водокуан Соа-Ноа.

Одно из них я спрятал в опустевшую коробочку из слоновой кости, а остальные со спокойной совестью разжевал и проглотил.

Покончив с плодом Тасли Куми, я почувствовал себя вполне сытым. Настроение заметно повысилось: положение уже не казалось мне ужасным и безвыходным. Совершенно успокоенный, я растянулся на камнях и заснул. И должен признаться: никогда в жизни — ни до этого, ни после — мне не приходилось спать так хорошо, как в той пещере на голых камнях!..

После крепкого и спокойного сна я ощущал себя бодрым, жизнерадостным и счастливым. Да, именно счастливым! Сердце мое буквально разрывалось от наплыва ликующей радости. Я крепко потянулся, так, что затрещали все суставы, и вдруг, неожиданно для себя самого, запел.

Мой голос гулко разносился под сводами грота. Потом что-то рассмешило меня, и я принялся хохотать, да так искренне и весело, что слезы градом катились у меня по лицу. Насмеявшись всласть, до колик, я поднялся и, даже не вспомнив про спички, начал шарить руками по камням вокруг куста. Вскоре я нашел то, что искал: новый плод Тасли Куми. Я съел его медленно, стараясь подольше растянуть удовольствие.

Насытившись, я почувствовал, что мощная волна радости, захватившая меня, настоятельно требует выхода. Я вскочил и, как одержимый, стал исполнять в темноте какой-то бешеный танец, пока не ударился коленом о выступ скалы. Но даже это не омрачило моей радости: я просто расхохотался над болью в колене и над собственной неловкостью. И это не был смех сумасшедшего или пьяного. Нет, никогда в жизни мой разум не отличался такой ясностью, никогда мой мозг не работал так отчетливо. Я невероятно глубоко понимал свое положение — положение человека, заживо погребенного в недрах земли, в вечном мраке, отрезанного от людей, природы, солнца. Но как ни странно, именно эта мысль о моей оторванности от остального мира наполняла меня неистовым восторгом. Именно в этом я находил какой-то своеобразный и острый смысл жизни. И напротив, лишь только я хоть мельком допускал мысль о том, что меня могут найти и увести отсюда, как все мое существо охватывал страх и слезы отчаяния закипали у меня на глазах. Но я гнал от себя мысли о возвращении к людям, и поэтому ощущение ликующей радости почти не покидало меня.