Джон Кристофер - Огненный бассейн

Море было полно островов всех форм и размеров, некоторые маленькие, другие такие огромные, что если бы моряки не предупредили меня, я принял бы их за континент. Мы проплыли близко от них и видели соблазнительную зелень холмов, золото песка, кроны деревьев раскачивались на ветру… Только самые большие острова были населены, на остальные хозяева наложили табу. Прекрасно было бы высадиться и осмотреть эти острова. Возможно, когда все окончится… Генри пусть занимается своими проповедями.

А от меня тут толку не будет.

Наконец мы пристали и вышли на берег, ощущая подошвами непривычно твердую землю. И тут же поняли, что мы на земле врага. Мы разгружались, чтобы на следующий день тронуться вглубь. Работа была тяжелая, и ее не облегчил проливной дождь. Ничего подобного я раньше не видел: как будто сплошная стена обрушилась с неба. За несколько секунд мы промокли до нитки.

Впрочем, утром солнце снова жгло сквозь листву незнакомых деревьев. Я пошел на ближайшую поляну, чтобы вымыться и высушить одежду. Оттуда мне была видна береговая линия и ближайшие острова. И кое-что еще. На расстоянии многих миль, но отчетливо видное на горизонте, залитом солнцем. Треножник.

Нам потребовалось несколько дней, чтобы добраться до базы, и еще неделя на завершение подготовки. После этого оставалось только ждать.

Мне приходилось ждать и раньше, и я думал, что научился терпению. Позади были долгие месяцы подготовки к играм, казавшиеся бесконечными недели вынужденной бездеятельности в пещерах, дни на реке, когда мы готовились к вторжению в город. Я думал, что все это научило меня ждать, но ничего подобного. Это ожидание было совершенно иным. Теперь мы зависели не только от человеческих решений, даже не от хозяев, а от капризов гораздо большей силы — от природы.

Штаб наш, куда входил и Бинпол, совещался с участниками предыдущей экспедиции, уроженцами этих мест, которые хорошо знали их. Нам нужен был ветер, который мог бы отнести наши шары к городу, ветер с северо-востока. Именно этот преобладающий ветер сопровождал нас в последней части пути по морю. К несчастью, именно на нашем участке местности ветер затих. Приходилось ждать.

Мы расставили поближе к городу наблюдательные посты. Оттуда нам при помощи голубей сообщали изменения в погоде. А пока нам только оставалось ворчать на задержку.

А ждать пришлось немало. Мы прибыли предпоследними, на следующий день появилась последняя группа, но многие ждали уже давно. Я с трудом сохранял спокойствие. Характер у меня ухудшился, я вспыхивал при малейшем поводе. Наконец, когда один из наших пошутил — он заметил: я так полон горячим воздухом, что мне и не нужен шар, — я ударил его, мы сцепились и яростно дрались, пока нас не растащили.

Вечером со мной разговаривал Фриц.

Мы находились в палатке, которая, как и все остальные, протекала в нескольких местах. Здешние дожди нелегко удержать навесом. Я сказал, что сожалею о случившемся, но на Фрица это не произвело впечатления.

— Ты и раньше сожалел, — сказал он мне, — но продолжал действовать, не раздумывая, поддаваясь минутному порыву. Мы не можем позволить здесь раздоры. Нам нужно жить и сражаться вместе.

— Я знаю, — ответил я. — Постараюсь справиться с собой. — Он смотрел на меня. И я знал, что он меня любит, я тоже любил его. Мы вместе делили трудности и опасности и давно знали друг друга. Тем не менее, у него было угрюмое выражение лица.

— Как ты знаешь, я руковожу операцией, — сказал он. — Мы с Джулиусом обсудили много вопросов перед отправлением. Он сказал, что если я не буду уверен в ком-нибудь, то его нужно немедленно отстранить от операции. В частности, он говорил о тебе, Уилл.

Он любил меня, но долг был превыше всего. Так у Фрица было всегда. И я попросил у него последней возможности. Он согласился со мной, покачав головой, но сказал, что это и на самом деле будет для меня последняя возможность. Если возникнут какие-нибудь неприятности с моим участием, он не станет искать виновных. А я буду отстранен.

На следующее утро во время обычного осмотра шаров тот, с кем я накануне подрался, подставил мне ногу — случайно, а может быть и нет, — и я растянулся. Я не только ударился локтем о камень, но приземлился в грязной луже. Я закрыл глаза и лежал, пока не прошло, по крайней мере, пять секунд. Лежал, улыбаясь и сжимая зубы.

Два дня спустя во время ливня мы увидели тощего голубя на шесте перед голубятней. К его лапке был прикреплен маленький листок бумаги.