Пол Уиткавер - Вслед кувырком

Где ты?

Посмотри вниз.

Полярис глядит на него из-под прозрачного пола… то есть не она, а вирт, который внешне точь-в-точь как Полярис. Но кого скрывает этот вирт? Это та Полярис, которую он знает, и ее разум как-то сбежал в Сеть… и оказался там, как в ловушке, не имея тела, куда вернуться? Или очередная жестокая шутка нормалов?

Это не шутка. Я тебя искала, Чег. Они хорошо тебя спрятали, но наконец-то я тебя нашла. Ее призрачная рука поднимается из пола, пальцы манят. Идем. Дай мне руку.

Чеглок колеблется.

Это правда, Пол? Насчет Уничтожения, истребления нашего рода?

Ее лицо омрачается горем.

Все правда. Они преобразовались, убиты или умирают. Скоро не останется мьютов, кроме нескольких несчастных пленников, горстки инкубаторских, которых нормалы держат как диковины.

Тогда все кончено.

Он валится на матрас.

Нет! Кости еще катятся.

Но нас всего горстка пленников вроде меня. Что мы можем?

Другие ничего не могут. Все зависит от тебя, Чег.

От меня?

Спасительный бросок делаешь ты.

Не понимаю.

Нет времени объяснять. На меня нападают, скоро пробьют мою защиту.

Нападают? Но я никого не вижу.

Нормалы обнаружили мое присутствие. Они пытаются меня субвиртуализоват ь.

Пытаемся? – вмешивается третий голос. Это уже не попытки. Это уже успех. Голос святого Христофора, но не видно его вирта, будто он боится показаться. Ты будешь нашим гостем, как Чеглок, и очень, очень долго.

Меня нелегко будет поймать.

Дура ты была, что явилась сюда. Мы знали, что ты сбежала, виртуализовала себя, в тот же миг, когда это случилось. Мы с тех пор тебя ищем. Мы даже приготовили для тебя псибертронную клетку, а Чеглока сделали приманкой. Ты вошла, и теперь осталось только закрыть и запереть дверь.

Тем временем к Чеглоку возвращается слепота. Сперва сужается поле зрения, потом темнота льется внутрь пятном черных чернил.

Слушай меня, Чеглок, говорит Полярис. Вместе с твоим зрением слабеет моя сила здесь. Я могу тебе помочь, но только если ты дашь мне руку.

Дай, и ты погибнешь, говорит святой Христофор. Погибнешь навеки. Это не та Полярис, которую ты знаешь. То, что она несет в себе, хуже любого вируса. Она предлагает тебе смерть, а не свободу.

Чеглок не колеблется. Глядя слепнущими глазами, он опускает руку вниз и хватается за бледную лилию протянутой вверх руки Полярис.

Нет! Идиот…

Крик святого Христофора обрывается громоподобной ударной волной, прокатывающейся по телу Чеглока. Зрение начинает меркнуть еще быстрее, остается лишь булавочная головка света, крошечная звезда, мигающая уверенно в океане ночи. И его тянет в этот сверкающий прокол, сознание его вытягивается прочь из тела… и щелкает порвавшаяся привязь, и он уже размурован и летит, свободно кувыркаясь, всасывается в темноту, а та, поглощая его, расцветает иллюминацией, какой он в жизни не видел. Если это свет, думает он, то он всю жизнь прожил в темноте, сам того не ведая. И только теперь он видит мир таким, каков он на самом деле, когда обманчивая корка теней и вещества выгорела прочь. Это не столько новая яркость, сколько чистота и ясность восприятия, так далеко выходящие за рамки его опыта, что у него слов нет для описания: какой-то пронизывающий душевный свет, в котором все кажется только что созданным, незапятнанным. Он одет в серебряное тело своего ангелического вирта, но никогда еще эта знакомая форма не сияла так яростно, как сейчас, как его истинная сущность. А над собой он видит быстро удаляющийся пол клетки, словно лист стекла. И там, недвижное, раскинув конечности, валяется тело. Его тело.

Не пугайся, звучит голос Полярис в сознании. Она рядом с ним, держит его за руку, тянет вниз сквозь рои селкомов и вирусов, виртов и виртят, которые не обращают на него никакого внимания. Теперь ты свободен.

Но мое тело…

И от этой тюрьмы ты тоже свободен.

Чеглок сам удивляется, как легко все это принял, как мало идентифицирует себя с тем телом наверху, уже уменьшившимся до размеров куклы. Это не он там, но что-то такое, что он временно носил, как одежду, любимую куртку, быть может, а теперь это пришлось выбросить. Ему немного печально, но печаль смягченная, ностальгическая. Может быть, на каком-то уровне он всегда это знал? Или Полярис сглаживает острие его страха, регулирует эмоциональные реакции? Вероятно, и то, и другое.