Журнал «Если» - «Если», 2012 № 05

— Говорили уже, — махнул рукой Евграфыч, — не в нашу же форму его было рядить! Из этих зомби как-то лучше получаются. Это не жульство даже, а военная хитрость.

…Через полчаса все трое опять сидели в норе у Мефодьича, смотрели на вновь разведенный огонь. Разобранный скелет лежал в мешке у Кимыча, оружие и амуниция — в сумках у Евграфыча. Единственное, чего тот не собирался возвращать — патроны, потому как они были не музейные, а его личные, хранившиеся много лет на черный день. Бережливый Евграфыч и не думал, что черный день обернется тихой весенней ночью, а стрелять придется в воздух.

Домовые вообще по понятным причинам ведут ночной образ жизни, поэтому сейчас для троицы было что-то вроде раннего, хорошо начатого утра.

Мефодьич еще раз заварил свой коронный травяной чай и вновь раскачивался в кресле, попыхивая трубочкой. Снова философствовал:

— Заметил я, случаются все эти акты вандализма в основном по весне или в начале лета.

— А тут и думать нечего, — отозвался, не дослушав, Евграфыч, — весной у всех психов обострение. Так даже в твоих газетных обрывках написано. А эти что, нормальные, что ли? Так что все на поверхности!

— Да уж, — сказал кладбищенский, — психика молодая, неуравновешенная. Мы ведь кого-то и уморить могли такой психической атакой.

— Невелика потеря, — буркнул служивый. — Неповадно будет. Сильных духом среди таких все равно нет, а на слабых мы всегда управу найдем.

— Мы-то найдем, — у Мефодьича в руках появилась знакомая тетрадь. — А везде ли есть мы?

Он перебирал узловатыми пальцами хрупкие, пожелтевшие вырезки.

Возникла пауза, и в норе слышалось только, как потрескивает огонь и шуршат эти клочки бумаги.

ОТВЕТНЫЙ УДАР В СПИНУ ПАВШИМ

ВАНДАЛАМИ ОКАЗАЛИСЬ ШКОЛЬНИКИ

ВОЙНА ПРОДОЛЖАЕТСЯ НА КЛАДБИЩЕ

— Людям надо этим заниматься, — вздохнул Евграфыч, — а не нам, старой нежити. Извини, Кимыч, про тебя не подумал…

— Живым нынче не до мертвых, — ответил Мефодьич, подняв одну вырезку на уровень глаз и посмотрев сквозь нее на огонь, будто хотел разглядеть какие-то тайные водяные знаки. — Вот самим и приходится…

— Я не в обиде, — сказал Евграфыч, — мне-то что, даже интересно стариной тряхнуть. Ему вон тоже, — он кивнул на Кимыча, — боевое крещение принять в самый раз. Кстати, молодцом, парень!

— Старался, — коротко ответил Кимыч.

— А я вот думаю, — произнес Мефодьич, — опыт надо передавать и распространять! Так что Кимыч прав. Надо выходить на городского. А может, даже на всемирного. Если он есть.

Коммунальная квартира почти в центре Киева была пережитком иной эпохи — дотянувший до наших дней динозавр, уродливый, но жизнеспособный. Внешнее сходство тоже имелось. Длинный многоколенчатый коридор казался Машеньке позвоночником древней рептилии, а когда она пробиралась по нему в свою комнату, неожиданный трубный рев унитаза пугал ее и заставлял шарахнуться, сбивая впотьмах коленки о ящики. Динозавры не любят молодых.

В туалете на стенке висели в два ряда шесть унитазных сидений — по числу жильцов, точнее, ответственных квартиросъемщиков. Маша жила здесь уже вторую неделю, но местные обычаи до сих пор повергали ее в оторопь. Утренняя очередь к газовой плите, например, чтобы поставить чайник. Зачем, когда есть электрический? Тетка Зоя разрешила ей кипятить чай в комнате, лишь настрого велела, чтобы никто из жильцов не увидел. Но Машенька вообще старалась не соваться никому на глаза. То, что она попала в эту квартиру, было результатом многолетней интриги среди «туземцев» и ее личного невероятного везения. Недавнюю выпускницу из провинции взяли в киевскую фирму. Девочкой на побегушках, конечно, но с приличной зарплатой. Нужно было жилье. Тетка Зоя, выросшая в этой самой коммуналке, приходилась Машиному отцу троюродной то ли племянницей, то ли тетей. Когда умерла бабулька из дальней комнаты, все жильцы бросились в бой за расширение квадратных метров — и тараканьи бега выиграла тетка Зоя, хитрым финтом прописавшая к себе Машеньку. Родители поклялись умом, честью и совестью, что Маша выпишется по первому требованию, улестили родственницу материально — и вот Маша здесь, в двух шагах от центра. Киевлянка, с ума сойти!

В окно, разделенное старинным переплетом на много маленьких пыльных квадратиков, скреблись ветки тополя. Вчера на них лопнули почки, проклюнулись листья: весна! Старый двор-колодец был темным, прохладным. Звуки улицы, попадая в него, долго перекликались сами с собой и не всплывали выше второго этажа.