Журнал «Если» - «Если», 2012 № 05

— Я знаю это место. Ваши травы здесь не растут.

— Это так, мэм, — отозвался доктор, который всегда мог распознать момент, когда ложь была бесполезна. Это умение отличало его от большинства других адептов сего вкрадчивого искусства.

— Тогда зачем вы привели меня сюда? — Миссис Кертли говорила, не повышая голоса и не выказывая никаких признаков тревоги. Можно было бы подумать, что она задает этот вопрос из чистой вежливости, если бы не едва заметно расширенные зрачки.

— Здесь есть нечто, что мне чрезвычайно хотелось бы, чтобы вы увидели. — Доктор Даппер безмятежным кивком указал на еду, разложенную на скатерти между ними. — Прошу вас, наслаждайтесь трапезой, которую вы, очевидно приложив немало усилий, для нас приготовили… Нам нужно всего лишь немного подождать, дорогая миссис Кертли.

На самом деле, несмотря на всю уверенность его тона, доктор понятия не имел, появится ли единорог вообще. Он знал, что это был не призрак, не игра лунного света или его собственного ума (достаточно было поглядеть, как отреагировал на видение Надвигающийся Дождь, чтобы понять это), однако вернется ли он снова на тот же луг, и окажется ли древняя легенда правдивой… все это было чистой воды догадками, игрой — а Олферт Даппер в душе был самым что ни на есть азартным игроком, какой только рождался в Старом Свете или в Новом, в Утрехте или Ноу-Поупери. Запивая пивом мясо и сыр, он улыбнулся миссис Кертли, и та улыбнулась ему в ответ. И они стали ждать.

Между тем день был теплым, пиво превосходным, а едва слышное жужжание ранних комаров понемногу превратилось в колыбельную. Никогда в жизни доктор не признался бы в том, что спал, когда явился единорог; однако его разбудил тихий возглас Реморс Кертли, и открыв глаза, он увидел, что она стоит, прижав обе ладони к губам, а ее темный голландский чепец валяется на земле. До этого момента он ни разу не видел ее густые каштановые волосы распущенными.

Единорог стоял посреди луга, обратясь к ней и явно ее разглядывая, как и она пыталась осознать открывшуюся ей истину его существования. В прошлый раз, при лунном свете, его телосложение казалось более утонченным, почти хрупким; теперь он был не только крупнее, чем помнилось доктору, но весьма возможно, опаснее — стоило лишь поглядеть, как сверкает на солнце его длинный спиральный рог. Медленно поднимаясь на ноги, доктор Даппер вдруг впервые заметил небольшой курчавый завиток бороды под его нижней челюстью, такой же, какой доктор некогда присовокупил к описанию льва в своей книжке про Африку. Значило ли это, что перед ними самец? Или это был признак взрослой особи? Эти и другие вопросы беспорядочно роились в его мозгу, поскольку в глубине души доктор всегда обладал страстной любознательностью истинного ученого. Впрочем, ему всегда хватало осторожности не позволять ей выходить из-под контроля.

Реморс Кертли протянула к единорогу раскрытые ладони. Тот вскинул голову, словно конь, однако не всхрапнул и не заржал: доктор вдруг понял, что вообще ни разу не слышал, чтобы он издавал какие-либо звуки. Неторопливой поступью единорог двинулся к женщине, нацелившись рогом ей прямо в сердце. Она не дрогнула, но медленно опустилась на землю и села, подогнув под себя ноги не менее изящно, чем единорог, положивший голову ей на колени. Его рог расположился поперек ее бедер.

Теперь доктор смог увидеть ее лицо. Оно имело то оцепенелое, нелепо-отрешенное выражение, которое он так часто видел и презирал на более чем многочисленных полотнах своей родины: Мария, внимающая благой вести, святые, поглощенные беседой с ангелами, отшельники, восторженно взирающие вверх, на золотистые, кишащие херувимами облака… у всех у них был тот же восхищенно-отсутствующий вид, какой имела сейчас Реморс Кертли. Доктор Даппер в душе позавидовал ей — и сделал мысленную заметку для следующей книги.

Он не мог бы сказать, действительно ли единорог заснул. Реморс Кертли гладила его по шее и робко играла белыми прядками гривы (касаться рога она избегала), но глаза животного оставались закрытыми, а его медленное дыхание ровным. «Вот момент, когда рыцарь должен был бы выскочить из укрытия и наброситься на него, — отрешенно подумал доктор Даппер, — чтобы не вспугнуть его раньше, чем надо. Я знаю, что бы сделал, будь я немного храбрее… и подлее». Запах единорога напомнил ему запах свежего хлеба, запах недавно отлитых восковых свечей и, как ни странно, старых прохладных колодцев в тенистых садах.