Журнал «Если» - «Если», 2012 № 05

— Хочешь, — она явно старалась выказать ему благодарность и доверие, — покажу свою реликвию?

— Это не очень… интимно?

— Ну да.

Она вновь приподнялась и склонилась над ним, на сей раз, чтобы бегло, без страсти, поцеловать его; его голую грудь задел шнурок с прохладным камешком.

— Это?

Он пошевелил рукой, чтобы ухватить кулон, но она шлепнула его ладонью, довольно сильно.

— Пусти. Не твое.

— Я думал…

— Нет. Это другое.

Она опустила босые ноги на дощатый пол. У нее были сильные ступни с красивыми длинными пальцами. Щиколотки, правда, толстоваты.

В окно лился ночной рассеянный свет.

Она склонилась над сброшенными на стул вещами, потом повернулась к нему: на ладони что-то маленькое, круглое.

— Вот.

— Что это? — он приподнялся на локте.

— Слушай.

Она сделала неуловимое движение ладонью. Музыка как бы закапала отдельными серебристыми шариками, все медленнее, ленивее.

— Музыкальная шкатулка?

— Нет. Просто коробочка. Ну, она не открывается. Просто играет. И сверху картинка… город. Какой, как ты думаешь?

— Вена, — предположил он.

— Угадал, — она пристроилась рядом с ним, большая и теплая, молоточки теперь стучали еще тише, чуть приглушенные ее ладонью. — По музыке, да?

— Да.

Когда-нибудь эти дорожки и бугорочки сотрутся и серебряные молоточки смолкнут. Надо будет ей сказать, чтобы не заводила ее слишком часто.

— У нее есть документированная история. Заверенная…

— Это здорово, — осторожно сказал он.

Интересно, почему в этой партии у всех склонность к вещам, из которых можно извлекать звуки? Часы с боем, губная гармошка, музыкальная шкатулка. Так бывало: одна группа тащит с собой сплошь старые фотографии в рамках, тончайшие фарфоровые статуэтки и репродукции картин, другая — серебряные ложки и бабушкины платья… Словно группы переселенцев по какой-то странной закономерности состоят то из кинестетиков, то из визуалов… Эти вот — аудиалы, надо же.

Культ реликвий был разработан тонко, осторожно внедрен несколько десятков лет назад. Тогда кто-то из умников в попытке поправить дело предложил эти якоря, за которые цепляется личность; маячки, помогающие собрать разрозненные утекающие воспоминания. На переброс уходило слишком много энергии, потому и возникла такая идея, чтобы каждый мог взять с собой один-единственный бесполезный предмет. К антикварным вещицам прилагался сертификат — место, время и техника изготовления, кто были прежние владельцы, как попал к нынешнему хозяину. Сколько таких историй породили креативные умы циничных прагматиков из группы поддержки, он не знал. Но предполагал, что очень много. Больше, чем ему было известно.

Свидетельство о собственности. Чтобы было что передавать наследникам. История рода и одновременно родовое имущество. Знак. Символ.

Синтетический пергамент, вечный материал. Вечные чернила. Подпись эксперта и нотариуса, печать.

Оптимально — если реликвия действительно издавна принадлежала семье переселенца. Но это бывало редко, вербовались обычно люди без корней, маргиналы или в последнее время такие, как Ханна.

Традиция прижилась. Ханна права: у каждой традиции, даже нелепой, есть свои рациональные корни.

Интересно, а что выбрал себе в качестве семейной реликвии Захар?

Но музыкальная коробочка — это такой нежный предмет…

— Скажи… ты добровольно сюда отправилась?

— Нет.

Скупо и напряженно. Мол, отстань. Но он прикинулся туповатым и участливым.

— Пожизненное?

Промолчала. Значит, угадал верно.

— За что?

— За убийство, — сухо сказала она. Подтекст: мол, осторожнее со мной все-таки. Не заходи слишком далеко.

— Мужа?

— Нет, — он даже в полумраке комнаты видел, как сухо блестели ее глаза, — Жену. Свою жену.

— И ты… шериф?

У Захара есть досье на всех колонистов. Так принято. Как бы ни назывался тот, кто становится первым лицом колонии — председателем, координатором, старостой, кем там еще, он автоматически получает на руки все личные дела.

Папки, бумаги — электроника не выдерживает переброса. Это, наверное, хорошо. На материнке слишком полагаются на цифровые технологии. Но монолитная, единая, охватившая всю Землю информационная сеть на самом деле уязвима. Монолитные цивилизации вообще уязвимы. Цивилизационное разнообразие — вот что нужно. Резервные пути, заказники. Это как с семенным фондом. Когда отворили первый портал, а за ним еще и еще, нескончаемую цепь пустых, безлюдных версий материнской Земли, то показалось — вот оно, спасение. От перенаселения, от участившихся случаев ситуативного безумия и агрессии, от жизни среди вырожденной биоты, от нечистых воды и воздуха, от унылой судьбы рядового горожанина.