Евгений Войскунский: Аландские каникулы

— Витя!.. — крикнул Новиков.

Тишина. Только слабое потрескивание в шлемофонах — обычный шум помех.

— Витька!..

Новиков рванулся из ущелья, выплыл из-за скалы, огляделся. В зыбком полумраке не было видно Витькиного гидрокостюма. У Новикова перед глазами все поплыло, смешалось, остался лишь черный клубящийся страх. И еще — мгновенное видение: он выходит из воды, выходит один, и Марта, загорающая на крохотной полоске пляжа, поднимается ему навстречу, и в глазах у нее…

Новиков мотнул головой.

— В-и-ть-к-а!..

И весь напрягся. Но в шлемофонах лишь коротко продребезжало. Снова крикнул и опять услышал, словно бы в ответ, металлическое лязганье. Так повторилось несколько раз. Новиков подплыл к якорному канату, уходившему наверх, к яхте, посмотрел на желтоватое днище с красным килем. Здесь было место, от которого они обычно начинали подводные прогулки, и ориентир для возвращения на остров. Может, Витька вылез наверх? Но почему, в таком случае, не предупредил его, Новикова? Или что-то испортилось в гидрофоне? Это странное дребезжание…

Да, Витька, конечно, наверху, — убеждал себя Новиков. Перед тем как вынырнуть, он крикнул еще раз. И тут Витькин голос ответил:

— Я же тебе говорю: иду обратно!

Новиков испытал облегчение от спокойного голоса сына. Но тут же снова встревожился:

— Ты смотрел на компас? Каким курсом ты шел от яхты?

— Я держал сто двадцать. Да ты не…

— Значит, держи сейчас двести сорок! — закричал Новиков. — Ты слышишь?

— Я так и иду, — ответил Витька таким тоном, будто хотел сказать: «Знаю без тебя, не кричи, пожалуйста».

Новиков поплыл в направлении, откуда должен был появиться Витька. Дно понижалось, за нагромождением камней начиналась большая глубина, и Новиков опять испугался — на этот раз задним числом, — что Витька полез в эту бездну.

Несколько левее, чем он ожидал, возникло в зеленом полумраке красное пятно Витькиного гидрокостюма. Витька плыл над грунтом, мерно разводя руками. Новиков быстро поплыл навстречу и молча заключил Витьку в объятия. Тот удивленно посмотрел и высвободился.

— Почему ты полез туда? — спросил Новиков. — И ничего мне не сказал?

— Хотел посмотреть, что там. А ты бы мне не разрешил.

Новиков оценил ответ по достоинству. Они поплыли, голова к голове, к яхте.

— Там, на дне, в иле, — что-то большое, — сказал Витька. — И труба торчит.

— Какая еще труба, — проворчал Новиков. — Почему ты не отвечал, когда я звал тебя?

— Я отвечал.

— Ответил, когда я позвал в десятый раз. А до этого…

— Я все время отвечал.

«Странно, — подумал Новиков. — Все-таки что-то неладно с гидрофоном».

Они подплыли к якорному канату и по песчаному пологому дну пошли наверх.

— Маме ничего не говори, — сказал Новиков. — Не надо ее волновать. И вообще, я вижу, с тебя нельзя глаз спускать.

— А почему я должен ходить за тобой, как тень? — отозвался Витька, и Новиков ощутил желание надрать ему уши.

Марта расхаживала по узенькому, зажатому скалами пляжу. Раскрытая книга валялась на песке.

— Почему не загораешь? — спросил Новиков, выбравшись из гидрокостюма. — Солнце сегодня хорошее.

— Сама не знаю. Вдруг я что-то забеспокоилась. Вы слишком долго сегодня. — Марта улыбнулась, поправила косынку на голове. — Опять стреляли мимо?

— Гонялись вот за такой здоровенной треской! — Новиков широко развел руками.

— Ух вы, охотнички мои, — сказала Марта и чмокнула Витьку в загорелую щеку. — Неуда-ачливые! Идемте, буду вас кормить.

Красно-белая палатка славно вписывалась в темную зелень хвои. Сосны осыпали иголки на раскладной столик, на тарелки. Бифштекс, поджаренный на энергаторе и облитый гранатовым соком, был необыкновенно вкусным.

Новиков покосился на Витьку. Жует быстро, энергично, а сам глазеет по сторонам, ничего не хочет упустить. Вон каркнула, сорвавшись с ветки, ворона и полетела куда-то по своим вороньим делам. Плеснула волна у скал, взметнулась пенным фонтаном, — свежеет ветер, ярится прибой. Щекотно ползет по голой ноге муравей. Ну и пусть ползет…

Новиков перевел взгляд на Марту. Гляди-ка, ухитрилась так загореть при здешнем скупом солнце! И, конечно, босая… Чудачка, носится со своей идеей о необходимости ходить босиком по земле. И вот терпит, упрямо ходит по камням, по хвойным иголкам. И Витьку заставляет.

Не думал Новиков, что сможет отринуть от себя вечные земные заботы, ведь казалось, никуда от них не уйдешь, а вот поди ж ты… Хорошо здесь, в тишине, на клочке тверди посреди изменчивого моря.