Кир Булычев - «Мир приключений» 1975 (№22)

— Нет, гады, не пройти вам здесь, покуда я жив! — сурово, сквозь зубы, проговорил Василий. — Пока я жив, не пройти…

“Останусь ли я жить или погибну?.. — размышлял он. — Глупый вопрос! Живым я едва ли выберусь отсюда. Чтобы остаться живым и невредимым, надо немедленно уйти с мыса, вернуться на заставу. А я этого не хочу! Не уйду отсюда! Не оставлю этого мыса ни за что… Жаль, конечно, умереть таким молодым, не поживши как следует… А может, наши подоспеют, погонят фашистов назад? Вот было бы здорово! Да нет, не погонят. Далеко стоят полевые войска, черт возьми! Ну что ж…”

За рекой вновь началось движение. Но когда снова ожил советский пулемет, движение прекратилось. Получив, видимо, приказ об отходе, гитлеровцы стали уходить в сторону Выгаданки, где все реже и реже раздавались выстрелы пограничников. Враг решил форсировать Буг на других участках. “Ага! Сдрейфили!” — злорадно подумал Петров, посылая несколько длинных очередей вдогонку удалявшимся серым фигурам.

За стуком пулемета не слышал он последнего “ура” на соседней заставе и последних одиночных взрывов ручных гранат, не слышал рева танков за лесом, в ржаном поле, где он не раз бывал прежде, не слышал, как в голубой небесной синеве мерзким голосом завывала приближающаяся к нему фашистская мина…

В нескольких километрах севернее Цуцнева, на берегу Буга, раскинулась небольшая деревенька Выгаданка, в которой находилась 6-я пограничная застава, обычно называемая Выгаданкой.

Когда в тумане загрохотали фашистские орудия и первые снаряды разорвались вблизи, начальник заставы старший лейтенант Неезжайло, как и другие командиры, повел своих бойцов в укрытия. Сперва между тремя блокгаузами связь поддерживалась по глубоким ходам сообщения. Но от прямых попаданий разворотило центральный блокгауз, рухнули здания заставы, и все ходы наглухо завалило. Остались две изолированные друг от друга огневые точки внутреннего пояса обороны. Две маленькие, хорошо укрепленные крепости, которые, как ежи иголками, ощетинились огненными струями пулеметных очередей.

В одном из подземных укрытий, расположенном на возвышенности, ближе к 7-й заставе лейтенанта Репенко, среди других пограничников находился старшина Михаил Каретников. Он не мог спокойно оставаться на одном месте. Приникал к одной бойнице, к другой, стрелял из третьей, подбегал к двери и выглядывал наружу. Ничего не было видно: кругом рвались мины и снаряды, вздымая землю и тучи пыли, дым закрывал небо.

— Ребята, берегите патроны, чего зря в пустоту палить! — старался он перекричать грохот взрывов. — Кончится их огонь, полезут к нам, тогда и бей фашистскую нечисть в хвост и в гриву!..

Воздух и свет могли проникать в блокгауз только через небольшие бойницы. Иногда приоткрывалась покосившаяся дверь, и сюда вносили тяжело раненных. Некоторые со стонами протискивались сами, приткнувшись в темных углах, затихали, понимая, что товарищам сейчас не до них. Легкораненые, кое-как перевязавшись, подползали с винтовками к бойницам и двери и тоже принимали участие в бою.

— Да лежите вы, братцы, без вас управимся! — уговаривал их Каретников.

За всех ответил немолодой окровавленный пограничник:

— Кровушка еще не вся вытекла… Будем сражаться… И не гони нас, старшина, все равно умрем…

Другой добавил клокочущим голосом:

— И умрем как герои. Когда-нибудь про нас скажут: они первыми приняли удар Гитлера… Посторонись-ка, старшина!..

“Какие люди, какие люди, — поражался Каретников. — Я и не знал, что меня окружают такие…”

Под прикрытием артиллерийского огня гитлеровцы неоднократно пытались приблизиться к блокгаузам, но всякий раз сплошная полоса огня вставала на их пути непреодолимой преградой. Атака захлебывалась. Противник, неся потери, отступал. Снова по укрытиям били минометы, снова гремели взрывы и содрогалась земля. Пролетели два бомбардировщика, сбросили бомбы, но не попали в блокгаузы. Потом вдруг стало тихо. Вдали рвались снаряды, слышались винтовочные залпы, гул танков, а тут вдруг наступила тишина. И как бы подчеркивая ее, где-то в деревне раздался громкий женский крик.

— Что-то хотят предпринять, гады! — сказал один боец, жадно затягиваясь папироской.

— Психическую атаку задумали, — отозвался другой. — Как белые в “Чапаеве”.

Каретников присвистнул:

— Пусть думают. Сломаем их думки.

В это время невдалеке раздались два не особенно сильных взрыва, и там поднялись клубы молочно-белого дыма.