Орсон Кард - Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет)

– Чего я не понимаю, – произнес Эндер, – так это почему Новинха не вышла замуж за Лайбо. Какой смысл выходить замуж за человека, которого она явно презирала, о чьей болезни знала заранее, а затем уходить на сторону и рожать детей от того, кого любила с самого начала?

– Обман и каприз – это свойства человеческого ума, – пропела Джейн. Пиноккио был таким болваном, что все время мечтал и пытался стать настоящим мальчиком. Он так и не понял, что с деревянной головой на плечах намного проще.

Майро тщательно следил за дорогой в лесу. Он узнавал деревья там и здесь, или ему казалось, что узнавал – ни один человек не одарен умением свиноподобных распознавать и называть каждое дерево, хотя люди никогда и не поклонялись деревьям, как тотемам предков.

Майро умышленно выбрал окружной длинный путь, чтобы добраться до бревенчатого дома. С тех пор как Лайбо принял Майро вторым учеником наряду со своей дочерью Аундой, он не переставал наставлять их, что они не должны создавать даже намека на тропинку, соединяющую Милагр с домом свиноподобных. Когда-нибудь, предупреждал он, может возникнуть конфликт между свиноподобными и людьми, мы не станем проводниками погрома, отсутствие тропы отведет бурю от них. Сегодня он шел противоположной стороной залива, по гребню крутого берега.

Он был уверен, что скоро появится одна из свиней и будет медленно двигаться за ним, наблюдая за его поведением. Несколько лет назад Лайбо объяснил это так: самки должны жить где-то в этом направлении, поэтому самцы зорко следят за зенадорами, когда те приближаются слишком близко. По настояниям Лайбо, Майро никогда не углублялся в эти запрещенные места. А теперь его любознательность сразу гасла при одном воспоминании о теле Лайбо, когда они с Аундой нашли его в тот ужасный день. Лайбо был еще жив, его глаза были открыты и двигались. Он умер в тот момент, когда Майро и Аунда встали на колени около него и прижали к себе его окровавленные руки.

Ах, Лайбо, твое вынутое сердце все еще продолжало качать кровь, бессмысленно сокращаясь в пустой грудной клетке. Если бы ты мог сказать нам хоть одно слово, почему они убили тебя.

Берег стал ниже, и Майро пересек ручей, перепрыгивая по поросшим мхом камням. Через несколько минут он был на месте, на маленькой полянке.

Аунда была уже там. Она учила их взбивать молоко кабр и получать масло. Несколько недель назад она тщательно отрабатывала этот процесс, пока не убедилась, что репетиции пошли на пользу, и она делает все абсолютно верно. Было бы намного легче, если бы мама или Эла помогли ей, им были лучше известны химические свойства и пропорции молока кабр. Но о взаимодействии с биологистом не могло быть и речи. Тридцать лет назад Ос Венерадос открыли абсолютную бесполезность молока кабр по своим питательным характеристикам. Вследствие этого любые исследования путей сохранения и переработки его относились только к выгоде свиноподобных.

Майро и Аунда ничем не рисковали, что, по их мнению, нарушало бы закон и активно вторгалось в жизнь свиноподобных.

Молодые свиноподобные с удовольствием и восхищением приняли взбитое молоко – они исполняли танец вокруг емкостей с маслом, и распевали бессмысленную песню на смеси языков – старка, португальского и двух языков свиноподобных. Это была не песня, а путаница, безнадежная, но веселая.

Майро попытался рассортировать языки. Он узнал язык мужей, некоторые фрагменты языка отцов, на котором они общаются с тотемными деревьями;

Майро узнавал их только по звучанию, даже Лайбо не мог перевести ни единого слова. Он звучал как «мс», «бс», «гс», без какой-либо значительной разницы между согласными.

Свинья, следившая за Майро, тоже появилась на поляне и поприветствовала всех громким стреляющим звуком. Танец продолжался, но пение тут же смолкло. Мандачува отделился от группы, окружившей Аунду и вышел навстречу Майро.

– Приветствую тебя, Я-Смотрю-На-Тебя-Со-Страстью. – Конечно, это было экстравагантным, но точным, переводом имени Майро на старк. Мандачува любил взад и вперед транслировать имена с португальского на старк и наоборот, хотя Майро и Аунда неоднократно объясняли, что их имена в действительности ни для кого ничего не означают и лишь по случайному совпадению звучат как слова. Но Мандачува нравилась словесная игра, как, впрочем, и другим свиноподобным. Поэтому Майро отзывался на «Я-Смотрю-На-Тебя-Со-Страстью», а Аунда терпеливо откликалась на «Вага», что на португальском означало «Скиталец» и звучало на старке наиболее близко к имени Аунда.