Роудс Мотегью - Руническая магия

- Отлично его помню. Хотя и не видел его и ничего не слышал о нем со дня своего отъезда из университета до того самого момента, как прочел отчет о следствии по его делу.

- Следствии по его делу? воскликнули хором леди. А что с ним случилось?

- Случилось то, что он упал с дерева и сломал себе шею. Но никто не знает, почему именно он вдруг решил вскарабкаться на него. Странное это дело, скажу я вам. Жил себе человек никакой не атлет, да и эксцентричных поступков за ним не замечалось, и вдруг начинает носиться как сумасшедший, теряет свою шляпу и трость и вдруг забирается на дерево, что росло среди других деревьев живой изгороди вдоль дороги на него, кстати, не так-то просто и взобраться один из подгнивших сучков не выдерживает, Джон падает и ломает себе шею. Под деревом его и нашли на следующее утро, а на лице его застыла гримаса смертельного ужаса. Вполне вероятно, конечно, что его что-то напугало, и люди поговаривали об одичавших бродячих псах и ужасных тварях из зверинца, но никаких доказательств найдено не было. Это случилось в 89-м году, и мне кажется, его брату Генри (которого я помню по Кембриджу, но ты, возможно, его и не знал) тоже так ничего и не удалось узнать, несмотря на все попытки. Он, конечно, настаивал, что это преднамеренное убийство, но я не знаю, прав ли он. Трудно сказать.

Через некоторое время разговор вернулся к "Истории ведовства".

- А ты заглядывал в нее? поинтересовался хозяин.

- Да, отвечал Секретарь. Я даже читал ее.

- Она действительно так ужасна, как об этом писали?

- По стилю и форме она совершенно безнадежна. И нападки на нее в этом смысле абсолютно справедливы. Но по содержанию это ужасная книга, настоящие исчадие ада. Автор верит каждому написанному им слову. И я буду очень удивлен, если он лично не проверил большую часть своих колдовских рецептов.

- Я помню рецензию Харрингтона и должен сказать, что если бы был автором, то потерял бы все свои литературные амбиции. Мне бы никогда не удалось оправиться от этого удара.

- В данном случае рецензия не произвела подобного эффекта. Но нам пора, уже половина четвертого.

По дороге домой миссис Секретарь сказала:

- Я надеюсь, что этому ужасному человеку не удастся узнать, что отзыв на его тезисы писал мистер Даннинг.

- Не думаю, чтобы ему это удалось, отозвался Секретарь. Дело это конфиденциальное, и ни Даннинг, ни один из нас об этом говорить не будет. Карсвелл вряд ли узнает его имя, поскольку Даннинг ничего не публиковал по этой теме. Единственная опасность может возникнуть, если Карсвеллу придет в голову мысль спросить сотрудников Британского музея, кто чаще всего заказывает книги и манускрипты по алхимии. Не могу же я запретить им говорить о Даннинге! И если Карсвелл спросит, то наверняка получит исчерпывающий ответ. Будем надеяться, что он не додумается до этого.

Но мистер Карсвелл оказался умным человеком.

Это был пролог.

Однажды вечером на той же неделе мистер Эдвард Даннинг возвращался домой из Британского музея, где проводил исследования, в свой комфортабельный дом в пригороде Лондона, в котором жил в полном одиночестве. В услужении у него были две прекрасных женщины, которых он знал уже очень давно. Более нам совершенно нечего о нем сказать, а потому последуем лучше за ним домой.

На поезде он доехал до станции, где ему предстояло сесть на трамвай и проехать еще пару миль до дома. Трамвайная остановка была в трехстах ярдах от входной двери особняка мистера Даннинга. Он уже и так много работал в тот день, да и свет в трамвае был слишком слабым, так что мистеру Даннингу оставалось только сидеть и рассматривать рекламные объявления, наклеенные на трамвайные стекла. Эти объявления довольно часто были объектом пристального внимания во стороны мистера Даннинга, и теперь, не считая, конечно, аргументированного диалога между мистером Ламплуа и клиникой знаменитого Королевского колледжа о Жаропонижающем, ничто не могло возбудить его интерес. Хотя нет, я не прав дальний конец трамвая был слабо освещен, и мистер Даннинг никак не мог разглядеть, что же написано там на рекламе в углу. Он видел только голубые буквы на желтом фоне и мог прочесть лишь одно имя Джон Харрингтон и какую-то дату. Может быть, в другое время ему и не пришло бы в голову стараться прочесть надпись, но поскольку трамвай был пуст, а любопытство его разгорелось, мистер Даннинг ерзал по сидению до тех пор, пока не смог наконец все ясно разобрать. И был вознагражден за свою настойчивость. Это не была обычная реклама. На ней было написано следующее: