— Я заканчиваю, — сказал он. — Как же мы всё-таки с вами похожи: точь-в-точь близнецы, даже шрам у вас тоже на левой скуле, а мне показалось поначалу, на правой… Ладно. Прошла неделя. Как раз было моё ночное дежурство. Пультовая внизу, под землёй, сидишь перед картой, я вам её описал; тихо, даже не слышно отголосков грозы наверху, а гроза в ту ночь страшенная разразилась, таких молний даже старожилы не помнили… Причины монотонии, наверное, знаете: когда всё выполняет автоматика, у оператора из-за недостаточной информационной и эмоциональной загрузки достаточно быстро нарастает сонливость. Можно отключиться на сорок-шестьдесят секунд — и не заметить. Или среагировать сквозь сон на ложную тревогу. Знаете, кто больше других подвержен монотонии? Люди с сильным типом нервной системы, причём зависимость здесь прямая.
И до сих пор не могу понять, как это я умудрился заснуть почти на четыре минуты, прав, тысячу раз прав был Учитель. И надо ж было случиться, что главное-то произошло во сне. Не понимаете? Поясню.
Снилось мне такое: ночь, гроза страшенная, стою я у могилы Дива, пытаюсь спрятаться от ливня под берёзой, какой-то плащ драный на голову натягиваю. А молнии небо полосуют — ужас. Особенно в барьер силовой наяривают. Тут, как по наитию, поднимаю глаза — и проплывает надо мною, метрах в тридцати, притом беззвучно, воздушный шар внушительных размеров, чёрный весь такой, только оболочка чуть подсвечена изнутри. Проплывает, натыкается вроде бы на барьер, останавливается. Но заметьте: рядом с шаром этим молнии в полусферу невидимую над «Протеем» лупят, а в оболочку, слегка подсвеченную, — ни-ни, сторонкой обходят. И вот в какой-то момент шар начинает движение уже к куполу «Протея» — пронзил барьер, как нож в масло вошёл. И молнии колготиться на полусфере вроде бы перестали. Кто ж это, думаю, мог барьер снять, без разрешения Сената? Всё ближе шар к куполу, всё ближе. И представляете, вырывается из купола тонкая струя плазмы, как дуга вольтова, вырывается, вонзается в гондолу шара, точнее, бьёт в дно гондолы, даже не гондолы, обод такой гофрированный. Да это ж копия корабля пришельцев, сообразил я, только сильно уменьшенная! Между тем дуга погасла, зато оболочка шара засветила ярче, заиграла красками радуги, мне показалось, что протуберанцы разноцветные встают и пропадают внутри, а по самой поверхности огоньки синие замельтешили, в виде крохотных смерчей. И быстрёхонько этак загадочный аппаратик давай от купола «Протея» отдаляться, причём вверх, в небо. Едва скрылся в тучах — опять молнии в барьер забарабанили…
Очнулся я, глянул на карту — мигом учуял неладное. Да только, как говорится, после драки кулаками не машут. Пришлось проглотить пилюлю под названием «Большое затемнение». Теперь вам ясна картина? «Протей» измыслил планетарный спектакль единственно ради того, чтобы автоматы, заделывая энергетическую брешь, на две-три минуты сняли силовой барьер. Это предусмотрено при чрезвычайных обстоятельствах. Их-то, чрезвычайные, он и создал… И раньше ломал я голову: ну как он сможет лунорадуний незаконно, так сказать, передать, а оказалось, проще простого — в виде плазмы.
Дальнейшее вы знаете: допросы в Сенате, голосование, ущербные луны, заточение на леднике Туюк-Су. А беднягу «Протея» лишили работы, он теперь как в анабиозе. Летят инопланетяне плазменно-биологические, меня, засоню, похваливают, «Протею» честь воздают. Одно утешение: странствовать им не один годочек, долго матушку-Землю помнить будут…
Емельян встал, и я поднялся вслед за ним.
— Небось расхотелось дельце моё пересматривать.
Я спросил:
— Лично для вас что-либо осталось неясно в истории с «Протеем»?
— Только одно. Что он имел в виду под вторым этапом помощи тому кораблю у Юпитера? И кто меня уведомит? Хотя в нынешнем моём жалком положении уведомить могут лишь лучи солнышка. Или этот вот расцветший жасмин. А ещё лучше, пусть лавина сорвётся с любого склона этих вершин, да вот хотя бы с пика Абая. Читали Абая, ну хотя бы «Слова назидания»? Некоторые мысли под стать Монтеню, Флоренскому, Ге Яну. Послушайте… Вот как Абай мыслил: «Я не встречал ещё человека, который, подлостью разбогатев, нашёл бы потом достойное применение своему состоянию. Непрочен достаток, нажитый бесчестьем, он оставляет за собой лишь муки, горечь и злобу». Или так: «Почему люди всегда жаждут, мира, если он очень скоро утомляет их?» И наконец, хотя можно цитировать до бесконечности: «Почему живые, вдохновенные люди неимущи даже тогда, когда правят народом?» Это Абай назвал время неутихающим ветром. Я даже стихи сегодня сочинил:
Читать дальше