Йен Уотсон - Внедрение

— Неужели мнение индейца значит так много? — раздраженно спросил Жоам. — Или этот дикарь все решает за тебя?

Пьер бросил гневный взгляд на Жоама.

— «Дикарь» — говоришь ты!

— Погоди, — поправился Жоам. — Действительно, социализм — для всех. Я имел в виду другое: индеец еще недостаточно сознателен.

«Ты делаешь свой выбор между Марксом и Христом. А что получается в этом случае с шемахоя? Кто бы ни взял над ними контроль — они погибнут. Птицы их мыслей растворились в джунглях. Завязли в птичьем клее хижин с жестяными крышами».

— Желаю вам удачи, — сказал Пьер, заставив себя сделать другой выбор. — Как товарищам по оружию и врагам дамбы. Я, как и вы, хочу уничтожить ее.

— Кроме того, — вмешался Кайяпи, — ты никогда никого не ранил из своего ружья, Пи-эр. Ты слушатель и ученик, не воин. Брухо знает. Почему, ты думаешь, он разрешил тебе прошлой ночью встретиться с мака-и? Почему, ты думаешь, девушка пришла к тебе в гамак? Почему, ты думаешь, я показал тебе, как едят землю? Твоя Говорящая Коробка — вот твое оружие, Пи-эр, а не твое ружье. Я не говорю, что тебе не хватает мужества. Ты встретился с мака-и. Ты — другой человек. Жизнь твоя приняла другую форму. Решай — и да будет твой выбор мудр. Не дай твоим птицам улететь в сторону — не туда, куда им надо.

— Но ты же позволил мне идти к дамбе, Кайяпи — видишь, как далеко мы зашли!

— Так летели твои птицы. Теперь они должны возвращаться. Эти люди сделают за тебя.

— Почему вы говорите на разных языках? — требовательно спросила Иза. — Он же прекрасно понимает тебя. Почему он не отвечает на португальском?

— Это очень важно — что он говорит на своем родном языке. Великая вещь происходит в сознании его соплеменников. Он хочет быть с ними неразрывен.

Кайяпи нахмурился.

— Мака-и скоро родится, Пи-эр. Торопись.

— Ты же сказал, что время есть!

— Это не так. Времени нет. Это случится очень скоро.

— Он говорит, что нам пора возвращаться, — сказал Пьер партизанам.

Женщина недоверчиво уставилась на Пьера.

— Зачем?

Пьер выбирал слова, как мог осторожнее.

— То, что происходит в их деревне, чрезвычайно важно, это событие исторического масштаба для всего человечества. Если я не буду при нем присутствовать, может быть, что-то удивительное будет безнадежно утеряно. Я не имею права на риск. Не только из-за собственной шкуры. Это важно — для Человека.

— Как можешь говорить это ты, который был в Мозамбике и видел, что делают бойцы ФРЕЛИМО для человечества?

— Лучше не говорите. Я разрываюсь надвое. Одна половина тянется идти с вами. Вторая же — должна вернуться. Мне надо раздвоиться.

— Амеба, — ухмыльнулся Раймундо. — Бесформенная амеба — она всегда хочет разделиться надвое.

— Когда ты встретишь мака-и, — вмешался Кайяпи, — ты станешь как два человека, как три человека, как много людей. Твой ум огромен, владея словами. Ты говоришь на полном языке человека.

«Но кто такой Кайяпи, — подумалось Пьеру, — злой гений или надежный проводник?»

— Товарищи! Иза, Жоам, Раймундо. Я отправляюсь с ним обратно, в деревню.

— Что движет твоими решениями? — упорствовал Раймундо. — Испугался шума? Выстрелов? Ты, жалкий буржуазный интеллигентишка. Уж верно, Форд или Рокфеллер запихнули тебя в джунгли, чтобы состряпать очередную мистификацию. Еще не известно, кто тебе платит.

— Тень и сущность, — шипел Кайяпи. — Разве это не странно — встретить свою тень в джунглях? Они встретили тебя, чтобы показать на собственном примере, что станет с твоим желанием, когда оно осуществится. Или ты думаешь, ваша встреча — только случайность?

— Я сделаю то, что ты сказал, Кайяпи. Ты был прав. В моих понятиях, это неправильно. Но это уже не мои понятия, раз я стал понимать язык шемахоя. И, если я заблуждаюсь, пусть об этом узнают все. Я обещаю.

— Замечательные обещания, — оборвала его женщина. — Мы даром тратим на тебя время и силы. Лучше всего было бы шлепнуть вас обоих. Это мое личное мнение. Но мы не станем тратить патронов. Мы предоставим тебе возможность почувствовать себя червем. Общественные связи — это еще не революция. А теперь — схлынь, французик!

Пьер и Кайяпи вновь направились к югу сквозь затопленные бухты и лагуны. От глаз Пьера не укрылось, что вода прибыла, по сравнению с началом их путешествия на север. И дождь по-прежнему не утихал.

Когда на затопленный лес пали сумерки, Пьер наконец отважился спросить индейца:

— Кто из племени шемахоя твой отец, Кайяпи? Он жив еще?