Айзек Азимов - Позитронный человек

Оглядываясь назад, Эндрю вспомнил, как удивлен, даже шокирован был Пол, услышав впервые в кабинете Смайт-Робертсона о том, что Эндрю хочет, чтобы его переместили в андроидное тело. Правда, Пол быстро справился с собой и яростно и блестяще выступил в пользу осуществления этой затеи. Что, впрочем, не значило, что он полностью одобряет ее.

Они разрешали мне делать то, что я считал необходимым, даже в тех случаях, когда сами не были согласны с этим. Они удовлетворяли мои желания, потому что любили меня.

Да, любили. Меня, робота.

На какое-то время Эндрю погрузился в размышления об этом, и теплая волна благодарности захлестнула его. Но его немного беспокоило сознание того, что Чарни поддерживал его не по собственным убеждениям, а просто потому, что они всем сердцем, без всяких сомнений доверяли ему и разрешали идти избранным им самим путем, независимо от того, считали они это правильным или нет.

Так именно Пол добился для него права на приобретение андроидного тела. Но тут и был тот предел, через который Пол не мог переступить, не мог принять дальнейшего пути Эндрю наверх. Его следующий шаг — метаболический конвертер — был для Пола неприемлем.

Ну что ж. Пол проживет недолго. Эндрю подождет.

И он дождался; весть о кончине Пола пришла не так быстро, как предполагал сам Пол. Однако это случилось довольно скоро. Эндрю пригласили на похороны — публичную церемонию, знаменующую собой конец жизни человека; но никого знакомого среди присутствовавших Эндрю не заметил, он чувствовал неловкость, свою неуместность, хотя все были очень вежливы с ним. Эти молодые незнакомцы: друзья Пола, его сотрудники, дальние родственники из семьи Чарни — представлялись Эндрю не более чем тенями, и он стоял среди них, отягощенный двойной болью — потерей доброго своего друга Пола и сознанием того, что оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с семьей, которой он был обязан своим местом в жизни.

По сути дела, не осталось ни одного человека в мире, с которым бы его связывали теплые чувства. И Эндрю понял теперь, что характер его привязанности к Мартинам и Чарни весьма отличался от чего-либо, присущего роботам, что его преданность им — не просто скрупулезное выполнение Первого и Второго Законов, что это нечто такое, что вполне можно назвать любовью. Его любовью к ним. В свои ранние годы Эндрю никогда не допустил бы подобных мыслей, даже про себя, но теперь он стал другим.

Со времени смерти Пола Чарни эти мысли неотвратимо вели Эндрю к размышлениям об общей концепции семейных уз — о любви родителей к детям, детей к родителям — и в результате о непрекращающейся смене поколений. Если ты человек, думал Эндрю, то ты одновременно часть большой цепи, которая проходит через безбрежные временные просторы и связывает тебя со всеми, кто был до тебя, и с теми, кто придет за тобой. И понятно, что отдельные, индивидуальные звенья цепи могут исчезнуть, — а по сути, должны исчезнуть, — но сама цепь без конца обновляется и не умирает. Умирают люди, исчезают целые семьи, но человеческая раса, вид, продолжается в веках, в миллионах и миллиардах лет, связанная наследованием крови тех, кто был раньше.

Эндрю трудно было понять это чувство принадлежности, чувство родственной связи с бесчисленными предками. У него не было предков, не будет и потомства. Он был уникальныи... индивидуум, нечто, возникшее в определенный момент времени вне всякой связи с предшественниками.

Эндрю заметил, что его интересует вопрос, что для него самого значило бы иметь родителей, но единственно, что он смог вообразить, — это туманное видение группы роботов, которые собирают его тело из разрозненных частей на фабрике. А еще — что бы это значило иметь собственного ребенка? Но самое большее, что он мог себе представить, — это стол или шкаф, сделанные его собственными руками.

Но у людей родители не имели ничего общего с группой роботов-сборщиков, а дети совсем не походили на столы или шкафы. Он заблуждался.

Это было тайной для него. И останется тайной навсегда. Он не человек, и откуда же ему знать, что такое семейные связи?

Потом Эндрю подумал о Маленькой Мисс, о Джордже, Поле, и даже о вспыльчивом старом Сэре, и о том, что они значили для него. И понял, что и он — одно из звеньев семейной цепи, в конце-то концов, хотя у него и не было родителей и никогда не будет детей. Мартины взяли его к себе и сделали его членом семьи. Он действительно был Мартином. Да, Мартином-приемышем, но мог ли он надеяться на что-либо лучшее? А сколько людей было вокруг, которые не испытали счастья принадлежать к такой любящей семье! Так что, если хорошенько подумать, ему здорово повезло. Оставаясь всего лишь роботом, он узнал прочность и непрерывность семейной жизни, он испытал ее тепло, он испытал любовь.