Айзек Азимов: Человек, который никогда не лгал

Когда Роджер Халстед появился на верхней ступеньке лестницы в день встречи клуба Черных Вдовцов (а встречались они раз в месяц, регулярно), за столом уже сидели юрисконсульт по вопросам патентов Авалон и писатель Рубин. Оба шумно приветствовали вошедшего.

Рубин сказал:

— Ты наконец дошел до той кондиции, когда можешь снова встречаться со своими друзьями, а? — Он побежал навстречу Халстеду, протягивая ему обе руки и широко улыбаясь, От этого его клокастая, спутанная борода встала торчком. — Ты где ж это пропадал? Почему не пришел на две встречи?

— Привет, Роджер, — произнес Джеффри Авалон, сияя улыбкой с высоты своего роста.

Халстед скинул пальто.

— Ну и холодина на улице! Генри, принеси-ка…

Генри, единственный официант, которого допускали к себе Вдовцы, уже протягивал ему бокал:

— Рад видеть вас вновь, сэр.

Халстед взял бокал, благодарно кивнув головой.

— Кто сказал, что нельзя дважды войти в одну реку? А вы знаете, что я надумал?

— Решил бросить математику и начать честную жизнь? — спросил Рубин.

Халстед вздохнул:

— Преподавание математики в младших классах средней школы — это один из самых честных способов зарабатывать деньги. Потому-то и платят за эту работу так мало.

— В таком случае, — произнес Авалон, слегка раскачивая бокалом из стороны в сторону, — труд свободного писателя — дело бесчестное, чистый рэкет?

— Ничего подобного! — запротестовал свободный писатель Рубин, мгновенно приходя в ярость.

— Так чем же ты надумал заняться, Роджер? — спросил Авалон.

— Я решил осуществить грандиозный проект, мечту всей моей жизни, — ответил Халстед. Над его бровями белым куполом вздымался крутой лоб без малейших следов волос, которые еще десять лет назад, возможно, обнаружить бы удалось. Впрочем, довольно густая растительность и сейчас покрывала его виски и затылок. — Итак, я собираюсь написать «Илиаду» и «Одиссею», но в форме лимериков. [1] Традиционная, известная с давних времен форма английской поэзии — пятистишие с определенным ритмом и чередованием рифмующихся строк, как правило, юмористического содержания. (Примеч. перев.) Каждой из сорока восьми глав этих двух книг будет соответствовать один стишок.

Авалон кивнул головой:

— И что, уже есть результаты?

— До сих пор я бился над песнью первой «Илиады». Вот что у меня вышло:

— Недурно, — сказал Авалон. — Даже очень недурно. Лимерик практически полностью передает суть и основное содержание песни. Правда, имя героя «Илиады» — Ахиллес, а не Ахилл. Точнее, даже…

— Такое произношение приведет к нарушению метра и рифмы в стихотворении, — возразил Халстед.

— Верно, — сказал Рубин. — Читатель наверняка решит, что две лишние буквы — опечатка, и ничего, помимо этого, из произведения не вынесет.

На лестнице возник запыхавшийся от быстрой ходьбы Марио Гонсало, профессиональный художник. На этой встрече ему предстояло быть хозяином.

— Кто-нибудь еще пришел?

— Кроме нас, стариков, никого, — ответил Авалон.

— Тот человек, которого я пригласил, вот-вот появится. Весьма любопытная личность. Он должен понравиться нашему Генри, ибо никогда в своей жизни не лгал.

Генри поднял одну бровь, доставая бокал для Марио.

— Только не надо уверять меня в том, что ты пригласил сюда дух самого Джорджа Вашингтона, — сказал Халстед.

— Роджер?! Очень приятно видеть тебя опять, Кстати! Джима Дрейка с нами сегодня не будет. Он вернул пригласительную карточку. Сообщил, что у него какое-то семейное торжество и он должен там непременно присутствовать. А моего гостя зовут Сэнд, Джон Сэнд. Я знаю его довольно давно, хотя и не очень близко. Чокнутый парень. Помешан на скачках и всегда режет чистую правду. Я сам слышал, как он это делает. Кажется, его добродетели на этом и заканчиваются. — Гонсало моргнул.

Авалон согласно закивал головой:

— Да, это настоящая заслуга. Однако, когда становишься старше…

— Уверен, нынешнее наше заседание будет интересным, — быстро добавил Гонсало с ясной целью предотвратить очередное пространное рассуждение Авалона. — Я рассказал ему о нашем клубе, о том, что в последние два раза перед нами тоже стояли весьма непростые головоломки…

— Головоломки? — воскликнул Халстед с внезапно проснувшимся любопытством.