Василий Звягинцев - Билет на ладью Харона

– И группу Щитникова мы не найдем?

– Скорее всего, нет. В данном варианте она сейчас несколько более «там», чем мы. Как бы – за чертой горизонта, который непременно будет удаляться. Или как в том анекдоте, где на двери магазина вечно висит табличка «Откроемся завтра».

– Издеваетесь? – холодно спросил Чекменев. – Имейте в виду, что мое терпение имеет пределы, и не стоит его испытывать вашим популяризаторским зудом. Перельмана [56]я прочитал в начальной школе. Второго мне не надо.

– Ни в коем случае, ваше превосходительство! – по неизбывной страсти к актерству, Маштаков снова прижал руки к груди. – Просто-напросто нужно опять отключить хронополе. Оставшись по эту сторону. И тогда – лететь куда угодно.

– А что случится с этой машиной?

– Вот и посмотрим. Кто-то из нас вернется в «исходный мир». Кто останется здесь, увидит летящий вертолет. Не более.

– Значит, не будем тянуть. Кедров – займите место в машине. Пилот, вы, два бойца. Подниметесь в воздух. Если все пройдет удачно, Бубнов с отделением взлетают следом. Задача – поиски группы Щитникова. Направление и место знаете.

Ну а мы с вами, профессор, сыграем роль оч-чень заинтересованных зрителей.

Зрелище и в самом деле оказалось весьма поучительным, главное – снимающим большую часть вопросов.

После того как зона перехода была закрыта с этой стороны, Чекменев лично взобрался в кабину оставшегося вертолета, повернул ключ зажигания.

Ничего не произошло. Не загорелась ни одна лампочка на приборном щитке, не дрогнула ни одна стрелка. Такое впечатление, что в машине вообще отсутствовал аккумулятор.

Генерал покачал ручку управления. Она двигалась свободно, педали тоже ходили в положенном диапазоне, но и только. Но на оси и лопасти винтов команда не передавалась.

– Все так и должно быть, Игорь Викторович, – с удовлетворением сообщил Маштаков, с земли наблюдавший за его действиями. – Это у вас сейчас не живая машина, а просто макет в натуральную величину…

– Почему так?

В который уже раз за сегодня профессор развел руками с одновременным пожатием плечами.

– Вы от меня требуете слишком многого. Я просто путем рассуждений пришел к выводу, что один и тот же предмет не может одновременно использоваться и здесь и там. Поскольку он ведь не удваивается, остается самим собой. Таким образом природа защищается от парадоксов. Если поезд едет в Одессу, он не едет в Киев, и наоборот, соответственно. А объяснить, почему и как этот принцип соблюдается, – увольте. Демокрит додумался до существования атома две тысячи лет назад, экспериментально же его догадка подтвердилась намного позже…

– Предлагаете ждать две тысячи лет? – спросил Чекменев, спрыгивая на землю.

– Это уж как получится. Но «там» летать можно спокойно, это, я думаю, для вас главное.

Да, для генерала это было важно. Однако гораздо важнее было другое. Уже сегодня можно доложить князю, что эксперимент убедительно подтвердил самые смелые их надежды. И даже кое в чем превзошел.

Путь в параллельное время открыт, в нем можно жить и маневрировать. Захватив, к примеру, на «той стороне» танковый полк, перебросить его в нужное место, будучи уверенным, что здесь ни одна машина не сдвинется с места. Мало, что такой маневр как бы автоматически удваивает наши силы в материальном отношении, так ведь и психологический фактор!

Каково вражескому командованию будет узнать, что в решительный момент вся его боевая техника вышла из строя по неизвестной причине и ремонту не поддается!

…Через пять минут после взлета пилот указал Максиму на поблескивающий в лучах утреннего солнца вертолет Кедрова, очевидно, завершавший по широкому кругу облет окрестностей базы.

Связь между машинами действовала хорошо, однако даже с высоты в полкилометра ни на одном диапазоне не улавливалась работа радиостанции Щитникова. Бубнов подумал, что, скорее всего, у поручика тоже разрядилась батарея. Если она из той же партии, так ничего странного. А преобразователя, позволяющего подключиться к питанию маяка, у них, естественно, не имеется.

Так он и сказал Кедрову.

– Максимум через полчаса все выясним, – кавторанг к долгим разговорам не был расположен.

Или просто мешал гул двигателя.

Максим летел на боевом вертолете впервые в жизни, и этот мало с чем сравнимый рев и грохот ему крайне не понравился. Из-за него пропадало всякое желание любоваться красотами ранней подмосковной осени, а кроме того, он не мог избавиться от страха, что в следующий момент трясущийся мотор просто развалится на куски и вертолет рухнет вниз вместе со всем своим экипажем. А парашютов им не выдали. Впрочем, если бы они и были, пользоваться этим спасательным средством доктор все равно не умел.