Алексей Молокин - Лабух

— Да цель-то у любого оружия одна: убить, не понимает оружие другой цели. Это человек может просто так пострелять, а оружие всегда готово убить. Они, эти клятые ветераны, сильнее хотят убить, чем вы, подполковник, потому что они больше ничего не хотят.

— Все равно мы его прикончим, и хватит на эту тему. Вы мне кончайте армию в моем лице разлагать всякими дискуссиями, — офицер отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

— Так ведь этого прикончите — новый появится, — Чапа уже свернул барабаны и, как человек практический, жаждал определенности.

— Новый появится — и его прикончим, — уверенно заявил командир. — Не мы, так другие. В танке место пусто не бывает.

— Ну, удачи! — Лабух закинул кофр с «Музимой» за спину. — Мы пошли.

— Как же так, без войны, — пробормотал подполковник вслед. — Жить-то как?

Но музыканты его уже не слышали. Они вышли с жилой территории и направились к проходным Старого Танкового завода, где вот-вот должна была кончиться смена.

Проходные старого танкового завода напоминали вход на заминированную станцию метро. Все турникеты были перекрыты, только у одного, самого дальнего, одиноко маялся пожилой вахтер, вооруженный музейным револьвером. Вахтер долго и пытливо всматривался в их лица, сверялся с какими-то бумажками, потом звонил по внутреннему телефону и, наконец, сурово кивнув, пропустил на территорию. За проходными было удивительно безжизненно. Справа и слева громоздились разноэтажные корпуса цехов и каких-то заводских служб, угрюмые и явно необитаемые. Только маленький киоск, прилепившийся к стене закопченного, с высокими трубами, торчащими из подлеска, выросшего на крыше, здания, указывал на то, что здесь есть жизнь. В киоске торговали сосисками в тесте и беляшами.

— Сударыня, как нам пройти в сборочный цех? — обратился Мышонок к скучающей продавщице, закутанной в грязный белый халат.

Сударыня сначала опешила от такой галантности, а потом расцвела.

— Вон, сразу за литейкой, повернете направо, там будут рельсы. Идите по ним, и придете в сборочный. Беляшику не желаете? Свининка у нас своя...

— Спасибо, мы только что отобедали, — церемонно ответил Мышонок и откланялся. Продавщица проводила компанию поскучневшим взглядом и уткнулась в потрепанный дамский роман.

«Прямо-таки край натуральных хозяйств, — подумал Лабух. — Все-то тут у них свое, а они еще и танки делают! Зачем, спрашивается? Наверное, привыкли, не могут без этого, а может, для того, чтобы окончательно не превратиться в клятых. И подполковник воюет по той же причине».

Мысль показалась Лабуху интересной, но надо было спешить, и он оставил, спрятал ее в память, чтобы, когда будет время, разобраться поподробнее.

Лабух, Мышонок и Чапа прошли мимо приплюснутого здания из почерневшего, некогда красного кирпича, холодного даже на вид, — видимо литейки — и, следуя указаниям продавщицы, повернули направо, туда, где тянулись едва заметные в зарослях полыни и репейника ржавые рельсы.

Идти по шпалам неудобно. Если шагать со шпалы на шпалу, то шаг получался слишком коротким, а через одну на третью — приходится прыгать. Так что вскоре они свернули на обочину и двинулись по узенькой плотно утрамбованной тропинке, цепляя репьи и обжигая ладони о стосковавшиеся по человеку крапивные листья. Потом им пришлось пробираться вброд через густые заросли, потому что на рельсах стояли две открытые платформы, нагруженные рыжими, похожими на засохшие коровьи лепешки, отливками танковых башен.

— Ну, и где он, этот джаггов сборочный, — ругался Мышонок, — конца-края этим рельсам не видно, и растительность здесь какая-то недружелюбная. В общем, не райский сад, да еще собаки все время гавкают! Чапа, ты любишь сторожевых собак? Я вот не люблю! Идет тебе навстречу этакая здоровенная псина, и кто знает, что там у нее на уме? Может, она просто поздороваться хочет, а может, давно никого не кусала и соскучилась по любимому занятию. А тут ты ей подвернулся — в ней ретивое и взыграло! Нет, не люблю я собак. Кошки лучше, им на людей наплевать, они сами по себе. Вроде нас.

Чапа героически сопел, волоча на себе боевые барабаны.

Действительно, то справа, то слева время от времени раздавался разноголосый собачий лай. Наверное, когда-то здесь держали сторожевых собак, но потом ухаживать за ними стало некому, и псов просто выпустили на территорию завода. На вольные хлеба. С мясом, если, конечно таковое попадется. Лай раздавался все ближе и чаще, иногда в зарослях чертополоха мелькал поджарый черно-рыжий силуэт и сразу исчезал. Присутствие собак было похоже на эффект двадцать пятого кадра. Вроде их и не видно, а на нервы действует, и еще как! Когда музыканты выбрались, наконец, из зарослей на небольшую проплешину, засыпанную красноватыми шариками кокса, на рельсы выступил устрашающих размеров кобель восточно-европейской овчарки и, припав на передние лапы, негромко зарычал.